(В. Брюсов)
Пока гости по одному выходили в голубую гостиную и возвращались оттуда, преисполненные изумления и восхищения, Дик вовсю ухаживал за эдонетой Хасинтой, не забывая при этом поглядывать на большие напольные часы.
Когда время приблизилось к полночи, Дик перевел разговор на прелестный обычай спандийцев – разводить на плоских крышах цветы.
Дамы оживились, наперебой принялись рассказывать, какие цветы растут в их «поднебесных садиках».
Эдонета Хасинта произнесла застенчиво:
– Наш «садик» не очень хорош, но оттуда просто волшебный вид на море. Особенно в лунную ночь, это просто сказка!
«Умница!» – воскликнул про себя Бенц.
Судя по довольной улыбке, скользнувшей по губам хозяйки, эдона Мирита подумала то же самое.
– В нашей жизни так не хватает сказки! – сказал Дик нежно. – Хотел бы я хоть одним глазком увидеть с вашей крыши луну над заливом! Может ли скромный гость попросить вас, эдонета, стать его проводницей?
– Ах, надо спросить маменьку!
Эдона Мирита (которая уже побывала у гадалки и выслушала намеки на счастье, грядущее от Сьерра-Тахо) сочла просьбу гостя скромной и приличной. Лишь строго сказала дочери, чтобы та возвращалась через несколько минут и обязательно набросила мантилью – ведь наверху холодно!
* * *
Шлюпка зависла у края крыши. Сидевший на корме пожилой леташ явно нервничал (и Бенц вскользь понадеялся, что его волнение не передастся лескату). На мрачном лице Сайхата даже в лунном свете можно было прочесть, что он уже потерял остатки терпения и готов прорваться в дом, снося на своем пути все живое и неживое.
Эдонета Хасинта от волнения закрыла лицо мантильей. Девушка не ответила на быстрые, жаркие слова халфатийца, но вцепилась в его руку обеими руками, и жест этот ни в коем случае нельзя было истолковать как «ах нет, верните меня домой, к маме!»
По правде сказать, у Дика шевелился на душе червячок: а вдруг Сайхат – хитрый мерзавец? Похитит девушку и продаст в рабство... а он, Дик, выходит, сообщник негодяя? Но при взгляде на халфатийца он успокоился. Этот парень свою подружку не отдаст никому и ни за какие пряники!
– Меня не забудьте! – напомнил Бенц влюбленным. – А то как я вернусь к гостям?
– О да, конечно, да! – виновато отозвался Сайхат. – Прыгай на корму, да наградят тебя все боги этого мира!
Шлюпка взмыла вверх. Халфатиец мягко усадил девушку на скамью, сел рядом, успокаивая, а потом огляделся – и устремил взор себе под ноги.
«А ведь для него этот полет – прегрешение против веры! – сообразил вдруг Бенц. – Пророк Халфа запретил летучие корабли! Да... крепко же зацепила парня эта сероглазая барышня!»
Темный, сонный город осыпался вниз. Блеснул отсвет луны в море. Небо приняло легкую шлюпку, ровный поток воздуха понес ее прочь из города. Эдонета Хасинта сидела, левой рукой придерживая у лица мантилью, а правой вцепившись в скамью.
С городской стены шлюпку в рупор окликнул часовой, началась суета. Эдонета вздрогнула, но Бенц даже не взглянул вниз. Он понимал, что наземные копьеметы вряд ли достанут маленькую шлюпку на такой высоте, а пушки и вовсе плохо годились для стрельбы вверх.
* * *
Пока двое влюбленных и их дерзкий сообщник улетали навстречу свободе, в оставленном ими доме праздник превратился в сущее безумие. Слуги без толку метались по крыше, размахивая факелами. Эдон Адемаро орал на слуг. Эдона Мирита полулежала в кресле, а все гостьи столпились вокруг нее, утешая хозяйку дома и наслаждаясь разворачивающимся скандалом.
Один из слуг сказал, что видел в небе черную тень, закрывшую звезды, и понял, что это пролетел Небесный Кашалот, предвестник смерти. Слуге дали по шее и сказали, что он болван.
Более толковые сведения сообщила горничная, которая незадолго до этого вышла на балкон за перчатками, которые там забыла хозяйка. Девушка увидела шлюпку и стоящего в ней человека. Нет, она его в темноте не узнала, а крик подняла не сразу, потому что от ужаса лишилась сознания прямо на балконе. Когда очнулась, было уже поздно.
Росита, все еще сидевшая в голубой гостиной, вслушивалась в гомон, охвативший дом. Даже дверь приоткрыла, чтобы лучше слышать. И смогла понять, что исчезла господская дочка.
Конечно, это штучки неугомонного Бенца! Но ей-то, Росите, как быть? Удрать бы отсюда, но сейчас не получится. Рано или поздно вспомнят, что в гостиной сидит гадалка, и бедняжку Вьеху потребуют к ответу. Еще, чего доброго, сообщницей назовут!
А что скажешь? Назовешь главным виновником барона ду Арте? Но ты же сама только что объявила его воплощением всех добродетелей, какие только можно найти на всей Антарэйди, от океана до океана!
Ладно, здесь она как-нибудь выкрутится. Главное – потянуть время, а потом ухитриться выйти из дома. А там просто – сбросить плащ, содрать наклеенный нос...
Но после этого придется убегать не только из особняка коменданта, но и из города. Она не сумела выполнить второе подряд поручение эдона Манвела. Да он же ее за это живьем распотрошит!..
И тут Росита вскинула голову.
А кто сказал, что она провалила поручение? Когда хозяева вспомнят о гадалке и решат спросить ее о побеге дочери... о-о, как тогда развернется Вьеха! Козни злобных халфатийцев! Заговор подлых халфатийцев! Происки коварных халфатийцев! Уж она расстарается, чтобы бедный эдон Адемаро впредь дергался, услышав слово «Халфат»!
* * *
Шлюпка стояла на сыром прибрежном песке. Эдонета Хасинта все так же сидела на скамье, закрыв мантильей лицо.
А Бенц прощался с Сайхатом.
– По нашим обычаям, – веско говорил халфатиец, – тот, кто помогает жениху похитить невесту, становится братом. Возьми, мой благородный и отважный брат! – Юноша снял с руки серебряный браслет с чеканным узором и протянул Дику. – Мой отец – почтенный Шераддин, сын Майсуна. Он живет в Байхенте, возле площади Трех Грифонов. Он знатен и богат. Если когда-нибудь судьба сведет тебя с ним или с любым из моих родственников, браслет расскажет, какое большое дело сделал ты для меня. Это мой талисман, я ношу его со дня усекновения уха.
Дик знал, что что халфатийцы в знак совершеннолетия отсекают себе часть уха – в память о пророке Халфе, которого некогда велел так наказать злобный правитель.
Отступив на шаг, Дик учтиво сказал:
– Я ценю щедрый подарок и как раз подумываю о поездке в Байхент. Но вдруг твои родственники, уважаемый Сайхат, решат,
