М-р Кенинсби пренебрежительно усмехнулся, бросая вызов буре,бушевавшей за занавешенными окнами. Ураган немедленно тряхнул дом с такойяростью, что м-р Кенинсби вздрогнул, прикусил язык и беспокойством посмотрел назанавеси. Не приведи Бог, если эта дьявольщина разобьет окно и ворвется внутрь,вынудив его прыгать полуголым по комнате и лихорадочно натягивать одежду. Он намиг представил себе, как пытается найти запонку на заметенном снегом столе изавязать галстук, вырывающийся из рук на диком ветру. Конечно, нужно бы встать.Самое главное — Сибил по-прежнему на ногах, а она ведь совсем не молода. Он,конечно, пробыл на улице подольше, но он все-таки мужчина и не даром гордитсясвоим здоровым образом жизни. Аарон, Сибил, — да и Нэнси с Генри, надополагать, бодрствуют, — а ему засунули грелку под одеяло! Горячая вода!Молодежь считает, что больше родителям ничего и не нужно. «А вот когда, —продолжал развивать любимую мысль м-р Кенинсби, — вот когда их как следуетприпечет со всеми этими дискотеками, кривляньем, неграми-менестрелями и ночнымиклубами, к кому они бегут за помощью? К тому самому старику с горячей грелкой вногах».
Если бы Ральф и Нэнси действительно оказались в затруднительномположении, то искать помощи у отца им пришло бы в голову в последнюю очередь.Но м-р Кенинсби, пребывая в слегка взвинченном состоянии духа, не замечал этойнесообразности. Итак, они все на ногах — и, скорее всего, ужинают. А ему до сихпор никто ужина не принес; впрочем, может быть, и остальные еще не садились застол. «Я человек прямодушный, — сказал сам себе м-р Кенинсби, — идолжен отметить, что ужин слегка запоздал. Тем лучше. Пора вставать. Раз моясестра на ногах, то и мне можно».
Последняя фраза заключала в себе некий глубинный смысл. Досих пор м-р Кенинсби старательно отгонял прочь ужасное подозрение: адействительно ли он спасал Сибил? О многих вещах у Лотэйра Кенинсби были, какбы это сказать, не совсем правильные представления, но глупым он никогда небыл. Просто он выстраивал факты так, как ему казалось предпочтительнее, ножелаемое за действительное все-таки принимал не часто. Иногда факты упирались —Нэнси смотрела в рот Генри, Ральф уехал на Рождество — и тогда ему не оставалосьничего другого, как посочувствовать самому себе и задвинуть неудобный фактподальше. Сегодняшнее приключение было как раз из таких. Он считал, что спасаетСибил, он думал, что спас ее, он так волновался из-за нее, но теперь, в тепле иуюте, ему отчетливо вспомнилось, какой деятельной она была все это время. Иголос такой как обычно. Она даже… нет, она определенно напевала, пока они ждалиу закрытой двери. А уж ему-то было явно не до песен; впрочем, он вообще редкопел. Открывать рот следует только в подобающем месте и в подобающее время; акрыльцо перед закрытой дверью в зимнюю метель к таким местам не относится.
Ну, допустим, она вышла его встречать… А кому из них большенужна была эта встреча? Хорошо, допустим, они оба обрадовались. Взаимнаяпомощь. Любимое занятие Сибил. А самому Лотэйру, так уж получалось, приходилосьдовольствоваться пассивной ролью. Выходит, и сегодня днем?..
Это становилось невыносимым. Ветер молодецки ухнул и с новойсилой навалился на окна, подталкивая его к решению. Да, он встанет. В концеконцов, сегодня же Рождество! А он еще никогда не проводил рождественский вечерв постели. Он всегда принимал самое деятельное участие в любом затевавшемсявеселье. Пожалуй, веселья в этом доме не дождешься, но можно, по крайней мере,рассчитывать на неторопливую беседу, и даже — Аарон, помнится, намекал — надовольно редкое вино. Пожалуй, будет и немного музыки, и кто знает, чего еще.Во всяком случае, он не собирается валяться здесь как забытое полено, когдапрочие чурбаны… ну, скажем, веселятся внизу. Сибил должна понимать: если ей ипришлось немножечко помочь ему, то это была минутная слабость; а если это он ееспасал, то глупо спасенной оставаться на ногах, когда спаситель в постели.Опять же, если эта проклятая метель все-таки выставит окно, он сможет быстроперебраться в другую комнату.
Как ни крути, лучше подняться. Все про него забыли: ихозяин, и Генри, и Нэнси, и Сибил — все. Что ж, он спустится; он не будетжаловаться, но если хоть кто-нибудь удивится — он скажет этак небрежно:
«Ну, не лежать же мне в одиночестве…», или так:
«Пока человек не разболеется по-настоящему, ему приятнеебыть на людях…», или еще лучше: «Думаю, среди вас мне будет лучше». Главное —выделить голосом это «среди вас», не настолько, чтобы его сочли совсем уж немощным,просто чтобы Сибил и, пожалуй, Аарона кольнула совесть. От Нэнси такого,понятно, не дождешься, а вот на досаду Генри посмотреть будет приятно.
Одеваясь, он все прикидывал, что и как лучше сказать, ианглийский язык все больше представлялся ему грубоватым, не способным выразитьнужные оттенки. Но точно донести до окружающих ваши мысли, чувства ипереживания вообще сложно. М-р Кенинсби никогда не давил на других. Емудостаточно было просто слегка обозначить свое отношение. Нельзя давать волюэгоизму — особенно в рождественскую ночь! Он рассмотрел и отверг жалобное«Пожалуй, вы не откажете мне в праве спуститься к вам…» и решил остановиться нажизнерадостном «Ха-ха! Ну вот, видите: нечего меня было укладывать. О, Сибил, аты… ты не…». Обидно. Он не мог придумать, что бы такого жизнерадостного сказатьСибил. Он оделся, выключил свет и вышел.
Комната м-ра Кенинсби располагалась наверху, рядом соспальней Аарона. Коридор поворачивал направо, потом налево, и каждый повороткончался маленьким тупиком. В самом дальнем углу справа была дверь в кабинетАарона и в ту чудною внутреннюю комнату с марионетками. Ему понравилось, как онназвал их при Генри, и когда он посмотрел на дверь, слово вспомнилось снова.
К немалому своему удивлению, выйдя из комнаты, м-р Кенинсбиобнаружил в коридоре странную процессию, только что миновавшую его дверь.Молодой мужчина впереди ничем не напоминал Генри; этого человека он вообщеникогда не видел. На нем было длинное пальто, как у шофера; но руки торчали изрукавов, а тонкой шее было слишком просторно в воротнике. Нет, это не шофер. Даи нечего шоферу делать на втором этаже. Женщину, шедшую впереди, м-р Кенинсбихотя и с трудом, но вспомнил. Глаза опущены долу, одеяло обернуто вокругкостлявых плеч — «Экстравагантно! — подумал уже не столько изумленный,сколько негодующий гость — да это же та сумасшедшая старуха, которую мывстретили по пути сюда». Несомненно, это она: спутанные седые волосы, в ихпрошлую встречу они бились на ветру; согбенная спина; рука придерживает одеялоу горла. Она, похоже, идет по следу: голова наклонена вперед и вниз. М-рКенинсби непроизвольно вытянул шею, пытаясь разглядеть, что она ищет — и увиделперед старухой котенка. Он смотрел им вслед в полном недоумении, а загадочнаяпроцессия тем временем двигалась дальше. Котенок мягко переступал лапами,внезапно замирал на середине шага и так же неожиданно продолжал путь, незабывая обнюхивать все вокруг себя; старуха в нелепом одеяле шла следом; азамыкал шествие молодой человек в пальто.
М-р Кенинсби покрылся мурашками. Откуда взялся котенок? Ипочему свихнувшаяся карга так тихо крадется за ним? Может быть, это ее котенок,и она хочет его поймать? Но она вовсе не торопится; если котенокостанавливается, останавливается и она; если он идет, она просто идет следом. Ивсе их движения повторяет этот дылда в пальто. Безумие какое-то; да простожуть! Не отпуская дверной ручки, м-р Кенинсби смотрел им вслед.
