Джоанна снова закричала, но уже обычным голосом, а детиоторвались от игры и повернулись к ней. Джоанна метнулась по ступеням и,оказавшись внизу, снова вскрикнула, словно от нестерпимой боли, пошатнулась ирухнула на пол. Золотой свет, потревоженный криком, задрожал и исчез.
Анабель смотрела во все глаза, но теперь видела только миссКенинсби и старуху, лежащую ничком у подножья лестницы. Гости опередили Анабельи раньше нее подоспели к несчастной. Они торопились, но и тут словно соблюдалсянекий порядок. Первыми были влюбленные, так и не разомкнувшие рук, за нимиспешил м-р Кенинсби, все еще не сводивший глаз с Нэнси и лихорадочноповторявший про себя, что он просто обязан находиться как можно ближе к ней,что бы ни случилось. А следом подбежали Ральф и Стивен, хотя и оставившиевзаимную вражду, но все еще настороженные. Три великих ордена — милосердия,разума и силы — прислали своих слуг, имевших разные степени посвящения. Онисошлись возле Джоанны и Си-бил, опустившейся на колени перед несчастной. М-рКенинсби заглянул через плечо Генри. — Она угомонилась? — с надеждойосведомился он. Нэнси тоже опустилась на колени, и теперь уже две пары рук — ееи Сибил — стремились облегчить страдания и утешить. Анабель, очнувшись наконецот завораживающего сновидения — а чем еще могло быть то, что она видела? —по собственному почину помчалась за водой. Аарон присоединился к остальным.Джоанна открыла глаза, и взгляд ее отыскал Нэнси. Сначала неуверенно, потом всепристальнее всматривалась она в озабоченное юное лицо и наконец вздохнула согромным облегчением. Джоанна протянула дрожащую руку, Нэнси пожала ее. Старухапробормотала что-то, и Нэнси ответила так же неразборчиво. Сибил поднялась, ибрат тут же подошел к ней.
— Что она делает? — спросил он, сам не понимая,почему вдруг перешел на шепот. — Извиняется, что ли?
Сибил ответила не сразу. Она смотрела на него и улыбалась;затем, по-прежнему улыбаясь, обвела взглядом зал, и глаза ее задержались на мигна горстке праха там, где она раньше стояла — на горстке золотой пыли, ужерассыпающейся мелкими частицами, такими легкими, что движение воздухаподхватывало и уносило их. Зримое воплощение танца исчезло навсегда. Сибил снежностью поглядела на то, что осталось от восхитительных золотых фигурок,потом повернулась к брату и сказала:
— Она нашла свое дитя.
— Неужто? И где же оно? — м-р Кенинсби даже обвелглазами зал, словно ожидая увидеть эту новую неприятность.
— Она думает, что ее дитя — Нэнси, — пояснилаСибил.
М-р Кенинсби вздрогнул от неожиданности, попыталсяпереварить это известие, но тут его с неизменным «Извините, сэр» аккуратноотодвинула с дороги подоспевшая Анабель.
М-р Кенинсби сердито проводил ее взглядом и недоуменноповторил:
— Нэнси?
— Она так думает, — сказала Сибил.
— Но как же… как же возраст? — запротестовал м-рКенинсби. — Девушка двадцати лет никак не подходит ей в дочери — тогда ужсорока, если она думала, что ребенок растет, или четырех, если она об этом недумала… Но уж никак не двадцать.
— Она искала то, что бессмертно, — сказалаСи-бил. — А возраст… — легким пожатием плеч она отмела это вздорное несоответствие.
М-р Кенинсби ошарашенно посмотрел на нее и опятьпочувствовал, что немного побаивается сестру, хотя и не может сказать, почему.
— Но, — начал он снова и вдруг припомнил еще однонеопровержимое доказательство, — но я все время думал, что у нее былмальчик. Я точно помню, кто-то рассказывал мне, что это был мальчик. Она чтоже, думает, что Нэнси — мальчик? Может, ты имела в виду Генри?
— Нет, — отозвалась Сибил. — Я имела в видуНэнси. По-моему, не так важно, девочка это или мальчик. Она думала, что ее дитя— это Мессия.
— О! — только и мог произнести м-рКенинсби. — А Нэнси, по-твоему. Мессия?
— Почти, — ответила Сибил. — Будут еще истрадания, и сердечные муки, но пока — да. Ну, может, чуть-чуть не дотягивает.
