Нэнси с благоговением внимала безмерному, страстному горю;но вот в ней зародилось и новое чувство: в глубине сердца холодом толкнулсястрах. Он возник сейчас и здесь, но в нем жило будущее.
Одна рука Нэнси лежала в руке Генри, но на другой еще горелицарапины, оставленные Джоанной. И впереди, на пути, ведущем к Сибил, стоялаДжоанна. Нэнси видела тетю, она была далеко, у подножия лестницы. Но путь тудапреграждала Джоанна, ее тело, ее голос. Нэнси хотела пройти к Сибил, но голосмешал ей. (Вот в чем заключается глупость трусости — даже голос может преградитьпуть тому, кто боится!) Почему Сибил сама не подойдет к Нэнси? Правда, там,вокруг Сибил, перед ней, в переменчивом красноватом свете от вечно снующих рукмелькают могучие золотые образы. Некогда они вышли из облака, а теперь самитворили его.
Нэнси с трудом различала фигуры, которые успела запомнить —двадцать Старших Арканов и еще один. Взлетало и гасло алое сияние, но глазаНэнси моментально схватывали и удерживали увиденное. Она узнавала коронуИмператора, часть Колесницы, запряженной сфинксами, серп Смерти, сандалиидетей, играющих под жарким солнцем; они и сами излучали яркий полуденный свет.Обрывки видений в непрестанном чередовании сменяли друг друга.
А потом сияние поблекло, подернулось рябью, и все скрылосьза сплошной пеленой тумана. Но, едва прикрыв глаза, Нэнси услышала голос Сибили ощутила рядом с собой какое-то движение. Она торопливо открыла глаза — какраз вовремя, чтобы увидеть среди прочего безумия, как кот, недавно сидевший назолотом столе, теперь мчится вниз по лестнице прямо к Сибил. Это дикоенездешнее создание отыскало Сибил в чародейской метели, привело Джоанну вкомнату танцоров, едва не впустило снег в дом, сновало из снега в туман иобратно так, словно и было душой стихии. Эта тварь будто случайно оказалась какраз там, где обезумевшая страсть пыталась совершить жертвоприношение, —теперь это существо скользнуло вниз по ступеням и, вопреки всем ожиданиям,внезапно остановилось, а потом с извечной кошачьей грацией медленно пересеклокоридор и оказалось у ног Сибил.
Сибил что-то сказала коту и почесала его за ухом. Зверьпотерся о ее ноги и подпрыгнул, играя. Стоило коту замереть, как смолк и вопльДжоанны. Неожиданная тишина оказалась более тягостной, чем звучавший до тогоплач. Это была тишина не облегчения, а бессилия и безнадежности. Крик мираоборвался; мяч, вылетев из руки Жонглера, мучительно поворачивался впространстве. Сумасшедшая старуха умолкла, точно ее ударили по губам; черныеглаза теперь не отрывались от лица Сибил. В гнетущей тишине Сибил громкопроизнесла:
— Дитя нашлось, Джоанна; младенец жив и здоров. Всехорошо; дитя нашлось.
Джоанна попыталась заговорить, но не смогла. Громко шаркая,она двинулась вниз по лестнице. Ладони с огненным оружием были развернуты.Джоанна словно несла меч владыки огня, нацелив его острие на ту, котораяпосмела помешать ей. Сибил сделала шаг вперед, кот рядом с ней поднялся назадние лапы.
— Он здесь. Иди и поклонись ему, — сновапроизнесла Сибил.
Хрипло, с усилием, словно вопреки собственной воле, Джоаннавыговорила:
— Это опять ты, снова и всегда — ты. Я увижу его, когдаты умрешь. Когда ты умрешь, и мир погибнет, я увижу моего желанного.
Анабель, притаившаяся возле двери в гостиную, виделастранную даму, левая рука которой то поднималась, то опускалась, словно в тактподпрыгивающему коту, а правая была вытянута вперед призывающим жестом. Наоткрытой ладони, на изящных пальцах переливалось облако. Анабель показалось,что мисс Кенинсби протягивает золотую руку в сторону лестницы, по котороймедленно сползала Джоанна. Рука, способная спасти Лотэйра, успокоить Нэнси,вылечить Аарона, подобрать котенка в снегу, закрыть дверь и усмирить буран,готова была принять и это последнее безумие рода человеческого. Вот она, оченьспокойная — центр всех вещей, сила и слава, — рука, страдающая вместе совсеми мучениками; приветствующая всех влюбленных; повелевающая всемиправителями. Золотое облако, словно отвечая ее призыву, потекло к этой ладони,приобретая формы и образы. Руки всех символов тянулись к человеческой руке, ибоона была — сама жизнь, которая больше и значимее любого символа.
Нэнси и Генри видели сверху царственные исвященнодействующие руки, руки, создающие Башню, беспомощные руки КолесаФортуны, белые руки, протянувшиеся из снега, огненные руки, вырывающиеся междупальцев Джоанны — они вспыхивали, летели вниз по лестнице и исчезали — самадеятельность устремилась к точке великого покоя. Неисчислимые времена рукиЖонглера подбрасывали и ловили шары бытия, и вот настал урочный час, когда рукаШута исполнила извечное обещание и открыла свои тайны. Облако в последний раззакрутилось маленьким смерчем вокруг раскрытой ладони, образы, смешиваясь итеряя обличья, прошли последний круг танца. Теперь отчетливо видимой оставаласьтолько одна рука, и к ней, в нее катились волны силы. На бесконечно малую долювремени вечный танец замер, чтобы осознать и вобрать в себя нерушимый покойболее властной воли. А потом внезапно танцоры исчезли, и вместе с ними исчезлозолотое облако, а от фигуры Сибил, как от полуденного солнца, брызнул во всестороны яркий золотой свет.
Над снегом, покрывавшим коридор, над Аароном Ли, надступенями и пролетами лестницы и надо всеми, кто стоял на них, выше и выше, повсему дому разливался совершенный, спокойный свет. Хаос, царивший в доме впоследние часы, словно высветил новые краски и придал новые формы привычнымвещам; лица людей осветились изнутри. Стояла рождественская ночь, но всолнечном свете, разлитом между Сибил и Джоанной, серьезно и сосредоточенноиграли двое детей. Мистериальная тайна, которую древний мудрец вложил в СтаршиеАрканы, здесь и сейчас обрела свое высочайшее воплощение. Солнце Таро правилочерез Сибил, и те, кто собрался в доме Аарона Ли, увидели священных детейСолнца, маленький небесный росток на земле. Горничная Анабель смотрела на них снепонятным ей самой умиротворением; Аарон Ли смотрел на них со стыдом. Нэнси иГенри тоже видели их, и Нэнси смеялась, просто радуясь этой картине, а Генричувствовал, что сердце его совершает такой тяжелый труд, какого не зналоникогда прежде, пытаясь призывать и властвовать. Сибил, конечно, тоже виделаэту очаровательную пару. Но было и еще кое-что, видимое лишь ей одной. Заспинами играющих детей, между собой и Нэнси Сибил видела летящую стремительнуюфигуру Шута. Это он замыкал детей охранительным кругом, он поддерживал изащищал Джоанну, он присутствовал одновременно везде и всегда оставался один.Всеобъемлющий и совершенный, он так же легко проносился по ступеням лестницы,как прежде бежал в снежной метели. И когда он промелькнул мимо Влюбленных,окатив их сполохом золотого света, Нэнси в безотчетном порыве повернулась ипоцеловала Генри — она непременно должна была сделать это до того, как исчезнетсвет, чтобы завтра найти внутри себя нечто, способное противостоять горестномуплачу, поднимающемуся над миром. Она чувствовала, как трепещет ее рука на плечеГенри, принося клятву. Грядущим годам предстоит ответить, насколько доблестноона исполнит ее. Когда Нэнси повернула голову. Шут уже исчез;
