сталкиваются друг с другом.
Мир переворачивается вверх-дном. Я не чувствую уже опоры под собой, я просто парю где-то в небе. А поцелуй такой влажный и полный страсти, что всё моё тело ноет от желания и вожделения. Гай Харкнесс стал единственным человеком, кто привнёс такие непривычные мне ощущения. Наверное, поэтому я никак не могу забыть его касаний.
Шоколад с моих губ уже исчезает благодаря языку Гая, и наш поцелуй теперь получается со вкусом шоколада с ореховыми нотками.
Его руки укладывают меня на сиденье, прижимая к кожаной поверхности. Гай нависает надо мной сверху, и висящая на нём холодная цепочка касается моей шеи, потом части груди, когда его голова вдруг опускается ниже. Он отрывается от моих губ, целуя кожу на шее, а я протестую против этого, не желая разрывать контакт так рано. Я хватаю его за лицо и притягиваю обратно, шипя:
— Нет, нет, нет... Целуй меня в губы... Пока мне ещё недостаточно.
— Каталина... — шепчет он, его дыхание такое громкое и сбивчивое, что я принимаю его за стон. И от этого у меня внизу живота снова приятно тянет. Точно также, как в те дни, когда я ещё не знала страданий и по-настоящему любила Гая, не зная, кто он и зачем пришёл в мою жизнь. — Каталина, боже...
Я притягиваю его к себе ближе за ворот рубашки, снова впиваясь в губы. Его руки по обе стороны от моего лица, они опираются на кожаное сиденье подо мной, окна вокруг нас запотевают. Я пытаюсь не раздвигать ноги, вопреки желаниям, отчаянно свожу их вместе, иначе просто сойду с ума.
Моё сердце горит. Оно как раскалённый уголёк пылает где-то у меня в груди, согревая всё моё тело.
— Я так... — еле выговариваю я, отрываясь от его губ. — Господи, я так хочу тебя. И я никогда не знала, как это чувствуется. Гай, я...
— Каталина, нельзя, — вдруг говорит Гай, неожиданно схватив меня за запястья и прижимая их к сиденью. — Мы не можем.
Мне хочется кричать от досады и отчаяния, хоть я и понимаю, что действительно не стала бы доводить это дело до конца. И Гай это тоже знает. А иначе зачем останавливается?
— Потерпи, — улыбается он вдруг, всё также громко дыша и нависая надо мной. Я чувствую его ноги у своих бёдер.
— Потерпеть? — выдыхаю я.
— До своего восемнадцатилетия, — добавляет он тихо.
Я открываю глаза и хмурюсь:
— А что будет после моего восемнадцатилетия?
— Всё, что ты захочешь.
И на этом он решает закончить разговор и слезть с меня, пока я, разочарованно продолжая лежать, смотрю на то, как он выходит из машины и возвращается на своё место за руль, поправляя растрёпанные волосы и помятый из-за моих пальцев ворот рубашки.
Очень глупо и безрассудно, но я не могу отрицать очевидное. И заметить, когда всё изменилось, я тоже не могу.
И не признаю, что всё ещё его немножечко ненавижу.
* * *
Джаспер никогда бы этого не сказал вслух, конечно, но он терпеть не мог богачей и в особенности богачей Харкнессов. И всё дело было не в какой-то там зависти, естественно нет. Скорее, желание избавить мир от высшего злодея. А Джаспер считал Вистана злодеем номер два. После Сатаны, разумеется.
Вынырнув из своей тачки, парень прошёл к охране. Те не повели и бровью, окинув наёмного убийцу мимолётным взглядом, и пуская его во двор. Наверное, Джаспер Мендес был единственным, кто не обладал никакой картой, но его впускали в жилище Харкнессов без всяких проблем.
У входной двери стояла Камилла, когда Джаспер уже оказался около фонтанов. Она поправила своё роскошное сшитое известным дизайнером платье и двинулась по лестнице вниз, держа в левой руке клатч.
— О, мистер Мендес! — улыбнулась она белозубой улыбкой, заметив двинувшегося в сторону дверей молодого человека. — Удивительно снова видеть вас спустя столько лет в нашем доме.
Джаспер поцеловал ей руку, как истинный джентльмен.
— Очень рад видеть вас, прелестная Камилла Харкнесс, — заговорил он. — Вы цветёте и пахнете.
— Папа уже тебя ждёт. Так что ступай, мелкий червь, — усмехнулась в ответ девушка, совершенно не растроганная лестью обаятельного наёмного убийцы.
На самом деле она просто отлично помнила, что он сделал однажды, поэтому постаралась как-то унизить, показав своё превосходство. Затем Камилла прошагала на своих высоких туфлях дальше вниз по лестнице, оставив Джаспера с растянувшейся на губах ухмылкой. А потом он всё-таки вошёл в дом.
Вистан Харкнесс сидел в своём личном царстве — зал, где часто проходят переговоры между членами Могильных карт. Конечно же, присутствуют на таких встречах лишь обладатели серебряных и золотых. Неизвестно, что произошло с младшим сыном Вистана, Тео, так что и единственного обладателя золотой карты, Гая, здесь нет. Сегодня в прочем-то босс мафии решил провести время с самим собой в компании бутылки бурбона, так что и серебряных не наблюдается.
Горничная, уносившая поднос, едва не споткнулась о свои же ноги, завидев Джаспера у дверей.
— Осторожнее, милая дама, — улыбнулся он снова.
— Мистер Мендес, — кивнула она и прошмыгнула дальше, совершенно не желая разговаривать с опасным психом.
Даже горничные, прослужившие практически всю свою жизнь в поместье Харкнессов, до жути побаивались его. Хотя, казалось бы, если ты работаешь в доме у целой преступной семьи, кого тебе ещё можно бояться? Никто ведь даже уже и не остаётся.
— Входи. — Вистан подозвал Джаспера пальцами, лично сам не отрываясь от стакана с бурбоном и бумаг, лежащих на столе перед ним.
Джаспер закрыл за собой дверь и двинулся вперёд.
— Зачем пришёл? — спросил Вистан.
— Я хочу поговорить с Хизер.
— Зачем тебе это?
Парень усмехнулся:
— Думаю, она располагает нужной информацией.
Мужчина свёл брови, нахмурился, разозлился даже. Уму непостижимо было слышать, что Хизер Элмерз, — эта прелестная девочка, которую он знал с детства, видел, как она росла, эта любимая племянница его близкого друга, — может быть как-то причастна ко всей этой истории. Ведь к тому же она — обладательница серебряной карты.
— А конкретней? — прозвучал его голос.
Джаспер вынул из внутреннего кармана своего пальто какие-то бумаги и бросил на стол перед Вистаном. Долго вглядываться не пришлось: это были фотографии Хизер, выходящей из клуба «Angels Night».
— Ваш сыночек с его подружкой сейчас в этом клубе, на территории итальянцев,
