глаза вдруг решают переместить свой фокус на эти красивые губы. Будь я безрассудной, наверное, всё бы отдала, чтобы ощутить их на себе вновь, но вместо этого мне всё же удаётся вернуть взгляд к его глазам и ответить:
— Хорошо. Купи мне шоколадку. И маленькую коробочку яблочного сока.
Гай кивает, улыбается и выходит из машины. А я так и остаюсь всё с тем же желанием его поцелуя, в котором никогда, наверное, не признаюсь.
[1] В США возраст совершеннолетия различается в зависимости от штата. В некоторых частях США он наступает с 18-ти лет, в других — с 21 года. Действия книги разворачиваются в Сиэтле, в штате Вашингтон, в котором совершеннолетие наступает в возрасте 18-ти лет.
Глава 53
Гай возвращается в машину с тремя разными видами шоколада: с одной плиткой, одной пачкой с шарикообразными шоколадными конфетами и одним батончиком, и с коробочкой сока. Всё это он вручает мне через приоткрытое окно.
— Может, за то время, пока я отсутствовал, ты успела ещё чего-нибудь захотеть? — спрашивает он.
Я отрицательно качаю головой, в предвкушении разворачивая обёртку шоколадного батончика. Гай на моё удивление садится на заднее сиденье, а не за руль.
— Хочешь посидеть со мной? — улыбаюсь я, не понимая, откуда вдруг взялось моё дружелюбие.
— Мне кажется, тебе нужен отдых после бесконечного шума клуба. Поэтому немного посидим в тишине.
— Ты прав. Отличная идея.
Он выговаривает со смешком:
— Разумеется. Я ведь всегда прав.
Я шуточно фыркаю, принимаясь за свой батончик. Шоколад уже подтаял, поэтому я стараюсь касаться пальцами лишь обёртки, чтобы не перепачкать руки.
Гай не отрывает от меня взгляда, пока я перекусываю батончик и в наслаждении прикрываю глаза.
— Перестань издавать эти звуки, Каталина, — вдруг говорит мне он.
Я в удивлении поворачиваю к нему голову.
— А что не так? Какие звуки?
— Ты прекрасно понимаешь, о чём я.
Конечно, понимаю. Но от вкуса шоколада у меня автоматически вырываются стоны. Что мне ещё нужно делать?
Как бы то ни было, вместо оправданий я решаю лишь усмехнуться и продолжить жевать нугу и орехи, попадающие мне в батончике.
— Так ты нарочно? — спрашивает Гай, хотя и полноценным вопросом это не назвать. Звучит больше как осознание.
— Нет, — с перепачканным ртом отвечаю я. — Я просто до невозможности люблю шоколад.
— И эта твоя любовь доставляет мне страдания.
— Страдания? — У меня поднимается в вопросе бровь.
Гай кивает. Отсюда мне кажется, что его глаза потемнели, хотя навряд ли такое возможно. Вероятно, всё это лишь из-за того, что мы сидим в машине с затонированными окнами, и в салоне темно.
— Мои стоны заставляют тебя страдать? — спрашиваю я, нарочно растягивая слово «стоны».
Не знаю, с каких пор мне вдруг начали нравиться эти игры. Но мне вскружает голову дразнить его, видеть это выражение лица, когда он осознаёт, что ничего не может сделать со мной. Это факт.
Я заворачиваю оставшийся батончик в обёртку и откладываю в сторону, затем перевожу всё своё внимание на Гая. Он сидит почти впритык к противоположному ко мне окну, поэтому я вынужденно пододвигаюсь ближе к нему.
— Поможешь мне? — спрашиваю я, указывая на свои губы, обляпанные шоколадом.
У него горят глаза. Но голос спокоен, он даже не дрогнул, когда Гай произносит:
— Ты так хочешь моей смерти?
— Уже нет. Не хочу. — Выждав небольшую паузу, я добавляю: — Наверное...
Он издаёт смешок:
— Наверное? Это обнадёживает.
Наконец Гай выпрямляется. Он достаёт из бокового кармашка на дверце машины салфетку и тянет её к моим губам, как я неожиданно для него отталкиваю его руку. Он удивлённо приподнимает брови, уставившись на меня в немом вопросе.
— Когда я просила помочь, — поясняю я, — я имела ввиду немного другое.
— Нет, Каталина. — Гай отрицательно качает головой, опуская взгляд. — Ты просто играешь сейчас со мной.
— Поцелуй меня, — не выдерживаю я. — Пожалуйста.
Он поднимает голову и недоверчиво всматривается мне в лицо.
— Нейт давал тебе что-то пробовать? — спрашивает парень.
Я начинаю хохотать от его предположения:
— Думаешь, я опять под какими-то веществами?
— Именно об этом я и думаю. Только недавно ты твердила, что ненавидишь меня, а сейчас просишь тебя поцеловать?
— Я разве не могла изменить своё мнение?
— Это не похоже на Каталину. Я ведь знаю тебя. Я изучал тебя множество месяцев до того, как впервые заговорить с тобой.
Я встряхиваю головой, как бы делая акцент на своих коротких чёрных волосах, которые всю мою жизнь были каштановыми и доходили до середины спины.
— Вы ведь меня изменили, — отвечаю я, улыбаясь. — Поэтому логично было бы вести себя по-другому, соответствующе новому облику.
— Для меня ты не изменилась. Ты всё та же.
Его глаза снова блестят. И мне кажется, такое происходит только в определённые моменты. Когда он становится по-настоящему искренним. Когда говорит не его рот, а сердце.
Я приближаюсь к нему ещё больше, опираясь руками на сиденье, моя голова находится на уровне его плеч, взгляд устремлён точно в его глаза и никуда больше.
— Тогда докажи, что ты меня любишь, — шепчу я. — Поцелуй же меня.
Несколько секунд проходит, прежде чем он опускает взгляд на мои губы и рассматривает их словно в неуверенности. Вид отсутствующий, словно он находится далеко отсюда, где-то в своём мире, где ему чужды все страдания, которые ему пришлось вытерпеть.
— Я не могу тебя поцеловать, — шепчет он, не отрывая взгляда с моих губ. — Хочу, но не могу.
— Можешь. Я сама тебя об этом прошу.
Может быть, он чувствует подвох? Может быть, он гораздо чувствительней, чем хочет казаться?
— Ты сводишь меня с ума, чёрт возьми, — хрипит он.
— Рада это слышать... Но ещё более рада буду, если ты всё же исполнишь мою просьбу.
Его пальцы касаются моей щеки, потом доходят до губ и опускаются ниже, к шее.
— Ты не будешь затем жалеть о том, что сотворила? — шепчет Гай.
— Невозможно будет жалеть о поцелуе с тобой, — выдыхаю я в ответ.
И тогда моя просьба вот уже исполняется: он хватает моё лицо и притягивает к себе. Я крепко цепляюсь рукой за его рубашку, сжимая пальцы.
Наши губы
