сошел с ума… (если бы надзиратели оставались на своих местах, их женщины держались бы скромнее).
Дрейфус вел его не к пристани. Неверс был настолько взволнован, что данный факт осознал лишь позднее, припоминая события этого невероятного дня. Они сели в лодку. Дрейфус греб изо всех сил. Они добрались до Чертова острова, не сказав друг другу ни слова.
Привязывая лодку, Дрейфус оступился и упал в воду. Уж не собирался ли он напасть, подумал Неверс, и не разрешил ему пойти переодеться.
XLIII
Первой заботой было отсрочить момент, когда он увидит Деложа; момент, который врежется, во всех жестоких подробностях, в его память. Властным тоном Неверс распорядился:
– Сначала общий обзор. Поднимаемся.
Он прошел через кабинет; словно во сне, увидел себя смотрящим на старую мебель, повторяющим, что трагедия, которую уготовили для него острова Спасения, наконец, совершилась, и он почувствовал огромное облегчение. Неверс поднялся по лестнице, двинулся по галереям, нависавшим над двором, и добрался до камер. Взглянул вниз.
Между этими людьми как будто существовала телепатическая связь. Они словно знали, что нечто ужасное произошло; верили, что то же самое случится с каждым из них… В их позах (их незаметных глазу движениях) выражалась готовность отразить атаку; собранные, они рыскали, пригнувшись, как в замедленном танце, будто уворачиваясь от врага. Неверс снова выдвинул версию безумия. Предположил, что, одержимые одним и тем же безумием, видят одни и те же галлюцинации одновременно.
Потом всмотрелся в мертвеца. Делож лежал на полу около одной из стен камеры: блуза разорвана в клочья, на горле жуткие темные пятна.
Снова поглядел на остальных. Они казались трогательно беззащитными в своих воинственных позах. Неверс задался вопросом, что за ненависть могла бы оправдать преследование и убийство этих невменяемых.
Дрейфус покосился на него и направился к плоской крыше. Неверс двинулся следом. Они спустились, прошли через кабинет, через двор.
В этот ужасный момент Неверс как будто видел себя со стороны, даже позволил себе мысленно пошутить: приписал – не слишком оригинальное суждение – «камуфляж» двора некоему Ван Гогу, художнику-модернисту. Подумал, что сам он останется в своей памяти, будто в аду, отпускающим глупые шутки в этом разрисованном дворе из кошмарного сна и шагающим навстречу ужасу. Однако, когда они приблизились к двери камеры, ему хватило присутствия духа, чтобы спросить у Дрейфуса:
– Дверь заперта на ключ?
Дрожа от страха или от холода (была такая влажность, что одежда на нем не сохла), тот ответил утвердительно.
– Когда умер Делож, она тоже была заперта на ключ?
Дрейфус кивнул.
– Имеется еще ключ, кроме вашего?
– Да, в письменном столе, в сейфе. Но единственный ключ от сейфа хранится у меня с тех пор, как господин губернатор заболел.
– Хорошо. Открывайте.
Неверс надеялся, что его четкие распоряжения придадут энергии и его действиям. Возможно, отчасти так и случилось. Он решительно шагнул в камеру. В волосах и на лице покойного виднелись пятна засохшего пота. Разорванная блуза и отметины на горле представляли собой даже для такого, как Неверс, неопытного следователя, явные следы борьбы.
– Несомненно, это убийство, – заявил он.
И тут же раскаялся. Я должен был утаить эту мысль от Дрейфуса. К тому же, – пытается он оправдаться, – Деложу уже все равно… а я не должен был позволить, чтобы бесконечный сон о Чертовом острове меня задержал. Я должен был тщательно избегать любой возможной отсрочки своего возвращения в Сен-Мартен, к моей судьбе, к Ирен. Расследование преступления продлится долго… Наверное, будет уже слишком поздно.
XLIV
Неверс задался вопросом, какой мотив мог иметь Дрейфус для убийства Деложа. Ведь сам Дрейфус умолял его не ехать на остров Реаль. Или просто хотел запутать следы? Стремился предотвратить преступление, поскольку он – маньяк и убивает, когда остается один? Но до сих пор Дрейфус находился наедине с больными…
Они вышли из камеры и заперли ее на ключ. Неверс взял ключ себе. В кабинете Дрейфус открыл сейф, вынул связку ключей, объяснил, от чего каждый. Все были на месте. Неверс и их прихватил с собой.
Промокший, жалкий, Дрейфус следовал за ним, как послушный пес. Неверс счел его безобидным, однако не позволил пойти переодеться. Решил, что должен отнестись к делу со всей ответственностью, а Дрейфус пока единственный подозреваемый.
Перед ним возникало все возрастающее скопление тайн. Каждая из них существует независимо от других? Или они связаны и образуют систему, вероятно, еще не завершенную? Нужно свериться с инструкциями губернатора. Дрейфус захотел навестить больных, они пошли навестить их. Неверс, в оправдание множественного числа, приводит опасение, что Дрейфус сбежит или еще кого-нибудь убьет.
Он снова принял версию, что все это подстроил Дрейфус, рассмотрел основания для подозрений и уверился, как никогда, в его невиновности. Сразу захотел высказать имевшиеся у него подозрения, чтобы Дрейфус опроверг их, и они вместе приступили бы к разгадке тайн. Но отложил это, понимая, что благоразумнее будет сдержаться, дотерпеть до конца. Послезавтра прибудет Ксавье, и он предоставит кузену беспристрастный отчет о событиях. А если Ксавье не появится, отплывет на «Беллерофоне» в Кайенну и поставит в известность местные власти. Тут Неверс вспомнил, что Дрейфус привез его на лодке, а «Беллерофон» остался на острове Реаль.
XLV
Нужно было выходить из апатии – пишет он. – Чтобы выиграть время (никакого плана у меня не было), я решил обследовать остров. Заговорив об этом с Дрейфусом, он узрел опасности, таившиеся в этом предложении, и заменил «остров» на «дом». Наверное, неосмотрительно было бы удаляться от камер, да и отходить друг от друга глухой ночью, в диких зарослях было бы опрометчиво.
Начали с кабинета Кастеля. Дрейфус заглянул под диван, за шторы, в платяной шкаф. Если преступник наблюдал за нами, – отмечает Неверс, – мы уронили себя в его глазах. Неверс стоял неподвижно около двери, руководя действиями Дрейфуса, однако не выпуская из виду двор и главный корпус. Потом они зашли в комнату, которую Дрейфус назвал «лабораторией». Она была большая, бедно обставленная, грязная и разоренная. Неверсу комната напомнила дурно пахнущий зал, где мсье Жакимо лечил собак и кошек старых дев из Сен-Мартена. В углу находились какие-то ковры и две-три ширмы; все они были раскрашены, как камеры и двор. Неверс сравнил их с палитрой художника и высказал какие-то туманные замечания относительно аналогий между предметами (они существуют только для того, кто на эти предметы смотрит) и насчет символов (они – единственный известный человеку способ соприкоснуться с реальностью).
– А это что такое? – спросил он, указывая на ширмы.
Он подумал, что ширмы служили для экспериментов со зрением больных (дальтоников?). Дрейфус придерживался иного мнения.
– Безумие, болезнь мозга, – повторял он, вздыхая. – Знаете, что он делает? Чем занят сейчас, в эту минуту? Всю ночь не выпускает из рук карандаш и бумагу.
– Синий карандаш и желтую бумагу? Я видел. Почему вас это так беспокоит?
Интересно, подумал Неверс, что
