от этого вердикта зависит его жизнь. Неверс проницательно замечает: однако же я сам вынесу этот вердикт, поскольку мнение комиссии, как и все в этом сне, зависит от моей воли. И заключает, нарушая законы логики: вероятно, вся судьба (болезни, счастье, наш телесный облик, везение и невезение) зависит от нашей воли.
Его, погруженного в раздумья, выжидательное присутствие Дрейфуса тяготило. Нужно было решать, как вести себя непосредственно в данную минуту, и Неверс стал тянуть время.
– Идем в кабинет, – хотел он скомандовать, но получилось слишком напевно.
Они ушли с плоской крыши, заперли дверь, и Неверс сел во вращающееся кресло за рабочим столом губернатора. Величественным жестом пригласил Дрейфуса тоже присесть. Тот, явно под впечатлением, опустился на краешек стула. Неверс не знал, о чем говорить, но, если он хотел овладеть ситуацией, беседа должна была получиться серьезной, ее Дрейфус от него и ждал. Он почувствовал прилив вдохновения и, едва сдерживая эмоции, спросил:
– Губернатор оставил для меня инструкции?
– Да, – ответил Дрейфус.
– Они у вас?
– Они у господина Де Бринона.
– Где сейчас господин Де Бринон?
– На острове Реаль.
Разговор получался каким-то вялым, жалким подобием диалога, и Неверс рассеянно внимал ответам. Он разглядывал вазу, или римскую урну, стоявшую на столе. По фризу тянулся барельеф: танцовщицы, старик и юноша проводили обряд per aes et libram [34]; посередине лежала мертвая девушка.
– Как добраться до острова Реаль?
– У нас имеется лодка. И потом есть ваш катер.
Неверс не постыдился спрашивать об очевидных вещах. Спокойно размышлял о том, что девушка с вазы, вероятно, умерла накануне свадьбы. Несомненно, в этой урне хранился ее прах. Возможно, он до сих пор там. Урна была запечатана.
– Но этой ночью, мой лейтенант, я бы и пальцем не пошевелил. С места бы не тронулся до утра.
В голосе Дрейфуса звучала тревога. Неверсу хотелось бы знать, подлинная или наигранная.
– Почему вы не намерены ехать сегодня?
Неверсу не терпелось выяснить, хранится ли что-нибудь в урне, и он приподнялся, чтобы встряхнуть ее. Дрейфус приписал движение Неверса торжественности момента.
– Будьте разумны, мой лейтенант! – воскликнул он. – Отложите поездку до утра, и ночью я вам расскажу, почему вы сделали то, что сделали.
Неверс промолчал.
– Я бы на вашем месте не сердился, – продолжил Дрейфус самым проникновенным, сладким тоном. – Я бы поговорил со мной, мы наметили бы план, и я стал бы дожидаться того капитана, который, как вы обещали, прибудет.
Неверс решил немедленно плыть на остров Реаль. Он боялся, что был несправедлив к губернатору, и теперь хотел из почтительности проявить интерес к инструкциям, для него оставленным. Его приезд, – привел он последний довод, – может, вызовет смятение среди мятежников, что пойдет всем на пользу.
– Так что, вы едете или остаетесь? – наконец спросил он.
Вопрос был задан умело. Дрейфус уже не возражал, его единственным страстным желанием было не оставлять больных. Неверс вышел из главного корпуса и направился к дереву, служившему ему причалом. Он вспрыгнул на катер и быстро доплыл до острова Реаль. Пожалел, что пришвартовался открыто, не таясь. Ему не встретился ни один часовой. Неверс задумался, не сулит ли столь легкая победа над Дрейфусом какого-нибудь несчастья. Остров тонул во тьме (вдали, в госпитале и в здании администрации, мерцало несколько огоньков). Неверс прикинул, откуда начинать поиски Де Бринона. Вероятно, с госпиталя.
Поднимаясь по склону, он вроде увидел две тени, притаившиеся между пальмами. Решил, что лучше идти не спеша. Двинулся очень медленно. Сразу сообразил, какой пытке себя подверг… Неверс шел между голых стволов, словно в плохом сне. Вскоре он добрался до госпиталя.
Де Бринон находился там. У Неверса не возникло сомнения. Молодого человека атлетического сложения, с бодрым и честным лицом и умным взглядом, который, от всего отрешившись, склонялся над больным, он видел впервые. Но знал – этот молодой человек и есть Де Бринон. Неверс испытал огромное облегчение. Он спросил (ответ его не интересовал, просто нужно было как-то начать разговор):
– Вы – Де Бринон?
XLI
Снаружи Неверс слышал веселый гомон. Отворив дверь, он очутился в гнетущей тьме, посреди которой дрожали в тишине и смраде три желтоватые свечи. Рядом с одной свечой сияло лицо, в его чертах запечатлелось выражение, вселяющее бодрость. Де Бринон поднял голову; во взгляде светился ум, улыбка была искренняя.
– Что вам угодно? – произнес он.
Такое впечатление, рассказывает Неверс, что расстояние, отделявшее его от Де Бринона, исчезло и голос – жутким образом – прозвучал около самого его уха. Поясняет, что называет голосом звук, который услышал, потому что на вид Де Бринон был человеком, но слышал он блеяние овцы. Блеяние, для овцы поразительно членораздельное. Было похоже, добавляет Неверс, что чревовещатель подражает овце; притом Де Бринон, говоря, почти не открывал рта.
– Я – Де Бринон, – вновь зазвучал странный голос, и Неверс узнал его: то был один из двух голосов, какие он слышал на Чертовом острове в ночь своего поспешного бегства. – Что вам угодно?
Можно было только догадываться, что тон предполагался любезным. В ясных глазах блеснула простодушная детская радость. Неверс предположил, что Де Бринон – умственно отсталый.
Глаза привыкли к темноте палаты, и ему удалось кое-что разглядеть. Там находилось четверо заключенных. Неверсу показалось, что они злобно косятся на него. Не видно ни одного надзирателя. Со времени его последнего визита беспорядка и грязи стало больше. Де Бринон делал операцию на черепе больного, его руки и рукава были в крови.
Неверс заговорил, стараясь, чтобы голос звучал твердо:
– Мне нужны инструкции, которые оставил для меня господин губернатор.
Де Бринон нахмурился, поднял голову, покраснел.
– Ничего не знаю насчет инструкций, которые оставил господин губернатор. Не знаю ничего.
И стал пятиться, как загнанный зверь. Неверс расхрабрился перед лицом такого противника. Забыв о людях, смотревших на него из полутьмы, сухо произнес:
– Давайте сюда инструкции или буду стрелять.
Де Бринон завизжал, словно в него уже впилась пуля, и расплакался. Заключенные разбежались в разные стороны. Неверс шагнул вперед, вытянув руку.
Санитар вытащил из кармана конверт и вручил его, завывая:
– У меня ничего нет, ничего нет.
В это мгновение вошел Дрейфус. Неверс взглянул на него с тревогой, но лицо Дрейфуса было невозмутимо. Губы его зашевелились.
– Поспешите, мой лейтенант, – услышал Неверс свистящий шепот. – Случилось несчастье.
XLII
– Делож умер, – сообщил Дрейфус, когда они вышли наружу.
– Умер? – воскликнул Неверс.
До сего момента четверо больных с Чертова острова ему уже казались почти мертвыми. Теперь мысль, что Делож умер, у него не укладывалась в голове.
– Что произошло?
– Не знаю. Я ничего не видел. Теперь меня беспокоят другие.
– Другие? Что с ними?
– Неизвестно. Но лучше быть рядом.
Неверс снова прошел через пальмовую рощу. Напряженно вглядывался: вроде бы никого нет. Неожиданно он услышал женский смех и различил две тени. Сначала Неверс испытал неприятное ощущение, этот смех задел, оскорбил его, ведь Делож умер. Потом сообразил, что смех свидетельствует о том, что Дрейфус, возможно, не
