ним десятки операций в прошлой жизни, здесь тоже воевать пришлось. Нельзя ему стоять в сторонке…
Всего полторы сотни километров диверсанты преодолели лишь к полудню, собравшись впятером на заранее оговоренном полустанке, измятые, не выспавшиеся и отчаянно желающие удовлетворить естественные потребности, что и сделали прямо у железнодорожной насыпи. Решить другие проблемы оказалось гораздо тяжелее.
— Мы скитаемся без нормальных документов, словно романы… — начал Олег, а Давидовац радостно продолжил: — Значит, и действовать надо как они в подобной ситуации — грабить. Нам нужна машина, чтоб подобраться вплотную к немецкому оцеплению. В идеале — объехать его. Если удастся, — видимо, многолетнее общение с правонарушителями наложило на полицейского свой отпечаток. — Пошли!
Рядом виднелся небольшой поселок. Наверняка там найдется неприметный автомобиль, подходящий для предстоящего вояжа. И валиски перестанут отрывать руки.
Глава 12
12.
На самой окраине поселка за оградой стоял пикап с тентованным кузовом, помнивший, наверно, не только последнего царя Сербии, но и лучшие годы его правления.
— Ну что, романы, ничего личного, просто нужна машина? — зло усмехнулся Василий Негожин.
На самом деле, грабить именно этих бедолаг не хотелось. Двор у неказистого домишка выглядел чисто, ухоженно, но даже собаки нет. Аккуратная такая нищета.
— Ну, давайте оплатим их помощь. Пять сотен экю мне выдали на расходы, — сказал Несвицкий. — Этот металлолом на колесах стоит куда меньше. Его цена наполовину зависит — есть ли бензин в баке.
— Да, командир, — Душан опустил валиску на дорожку у калитки. — Я один, на разведку?
— Только войдем все вместе, — откликнулся Давидовац, озираясь. — Нечего торчать у всей улицы на виду.
Малкович переставил чемодан ближе к лесенке и взбежал на крыльцо. Дернул за кольцо у входа, внутри звякнуло, кто-то ответил изнутри. Душан сунулся внутрь, потом крикнул товарищам «уди у кучу», приглашая войти в дом.
Изнутри тот напоминал больницу в Високи Планины, когда авианалет заставил рассредоточить пациентов и персонал по отдельным строениям вблизи центра, с одной лишь существенной разницей: здесь не было врачей. Больная женщина, наверно, еще недавно довольно привлекательная, лежала на диване, бессильно свесив руку к полу.
— Меня зовут Петар Перич, — представился мужчина, сидевший у ее постели. — Это моя жена Мария. У нее эмфизема легких. Она умирает. И дочь заболела, лежит с температурой. И я ничем, слышите, ничем не могу им помочь! Даже если сам отправлюсь на тот свет!
Несвицкий тщательно вытер ноги и, избавившись от чемодана, прошел к умирающей.
— Чем пытались помочь?
— Нанимал лучших докторов. Все деньги ушли на них, на процедуры, на лекарства. Продал дом, снял эту халупу.
— А дочь?
— В соседней комнате. Не боитесь? Она может быть заразна…
— Я сам — самая большая в мире зараза, — буркнул Николай. — Парни, следите за улицей. Мне придется потрудиться.
Мария находилась в отвратительном, но стабильном состоянии. Николай решил, что с ней можно повременить. У девочки лет шести — семи на вид тело горело от высокой температуры. Пробовал расспросить ее, где и что болит, как она начала бредить.
Петар, щуплый мужчина с Несвицкого ростом, тоже подходящий под прозвище Ледащий, склонился над дочкой, снял компресс со лба, поцеловал. Положил новый холодный компресс.
— Если они обе оставят меня, не переживу…
— Какие были жалобы у дочки? — спросил Несвицкий.
— Не знаю! Боюсь, отравление. Мария уже не готовит, вы видели ее состояние. Оставил их на два дня, уезжал заработать денег, Мина сама что-то сготовила, съела, и — вот…Ее рвало, понос с кровью…
Несвицкий откинул одеяло. Живот девочки надулся и был упругим на ощупь. Наверно, его распирали газы. Фельдшерское образование не позволяло поставить точный диагноз. Но… Семь бед — один ответ. Корпускулы разберут, что и как лечить.
— Петар! Положение критическое. Попробую помочь.
— Ты — господине докторе?
— Нет, только болничар. Нужны два одноразовых шприца. Шприцы есть?
— Есть, много. Как кончились деньги на лекарства для Марии то шприцы больше не понадобились.
— Еще нужен спирт или хотя бы ракия для дезинфекции, — сказал Николай.
Петар принес пузырек со спиртом. Набрав в шприцы из своего флакона раствор, Несвицкий ввел его внутривенно Мине, наказав отцу следить за состоянием дочки. Оно должно улучшиться, но не исключены новые рвота, понос, даже судороги. Организм попытается избавиться от отравы. Придет в себя — немедленно дай ей попить кипяченой воды. Много. У девочки наверняка обезвоживание.
Затем он повторил процедуру с Марией, с трудом нащупав иглой тонкую как волос вену. Оставался еще вариант дать ей выпить раствор перорально, но так результат наступает медленнее… Он и сейчас не наступил.
Женщина угасала на глазах. Опустила веки, и только едва заметное дыхание, может еще — подрагивание ресниц, свидетельствовали, что душа не покинула тело. Жить осталось несколько суток. А может — и часов. Необходимо прямое воздействие рук, о чем Николай сообщил команде.
— Командир! Ты же вывернешься наизнанку, и сил не хватит на задание? — тревожно спросил Душан.
— Ты, наверное, прав, — кивнул Несвицкий. — Но я не останавливаюсь на половине пути. Если не справлюсь, она умрет очень быстро. Молчите и не мешайте!
Присев на диван рядом с женщиной, Несвицкий положил ей ладонь на шею. Предельно сосредоточился. Как говорил немецкий врач, спасая чужое здоровье, отрываешь и тратишь часть своего. Сейчас Николай не задумывался, сколько он израсходует себя. Если он не вытащит с того света Марию, бестолковый Петар не вытянет во взрослую жизнь Мину.
Ровно так, как потоки силы, исходящие из волхва, напитывают лечебными частицами плазму, так при непосредственном врачевании чудесные тельца возникают непосредственно в крови пациента. Очень расточительный, но зато очень действенный вид лечения.
Невидящий взгляд волхва уперся в стену, где висел нехитрый сельский календарь на апрель — каждая головка чеснока, нанизанная на суровую нитку, означала будний день, воскресенье — сушеное свиное ухо. Праздники — кусок твердой колбаски. Если ничего не выйдет, бедная женщина не приготовит такой календарь на май, не будет снимать с нитки головки чеснока, чтоб бросить их в суп с фасолью и галушками… Кольцо из чесночных головок и свиных ушей расплылось, потому что от перенапряжения брызнули слезы.
Когда Мария открыла глаза, очистившиеся от серой мути, наполнявшей их полчаса… или час назад — Несвицкий утратил чувство времени, с порога донеслось звонкое:
— Мамочка! Не боли ми стомак!
—
