в общем, настоящее счастье для немецкого патруля, если обнаружит подобное в обыскиваемой машине. Правда, счастье недолгое. Все пятеро диверсантов имели пистолеты-пулеметы, а уж решимости пустить их в ход хватало. В довершение они везли обыкновенный с виду бронежилет с карманами-разгрузкой, только заряженный левитационным чарованием. Специально для Давидоваца.
Миновали блокпост, где хорваты даже не пытались изображать видимость службы. Второй, где месяц назад их развернули на микроавтобусе с Иосифом, вообще пустовал. Потом через дорогу легло бревно, не слишком толстое, но вынуждающее как минимум сбросить скорость. Что делать — знали заранее. Во всех трех машинах опустились оконные стекла, высунулись стволы. Из каждого грянули выстрелы в воздух, потом оружие опустилось ниже, взяв в прицел придорожные кусты. Преодолели препятствие по одному и без особых проблем, только редукторы ведущих мостов проскребли по дереву. Из кустов никто не вышел и не пальнул в ответ. Кто хулиганил — романы или сербские любители наживы — узнать не получилось.
Около Крушвара Душан закатил машину в рощицу, спрятав среди деревьев, а сам присоединился к купцам. Вернулся через три часа, когда те, закупив товар, взяли курс на Високи Планины. Выглядел серб встревоженным.
— Вот что, другови. Как и думали раньше, на авто не доедем. Везде проверки на дорогах, причем немцы двинули вперед на юг подвижные посты, говорят, что в каждом не менее взвода солдат и три броневика.
— Даже если брешут или преувеличивают, вступать в бой нельзя, — поддержал его Несвицкий. — Допустим, разнесем блокпост, тогда нас начнут искать по всему пути на север.
— Уже ищут, и это самое скверное, — продолжил Малкович. — На железнодорожной станции около расписания болтается листок с нашими мордами и настоящими именами-фамилиями. Именно нас пятерых. То есть кто-то вчера узнал о предстоящей поездке и донес гадам. Пишут, что мы — террористы, убийцы детей и беременных женщин. Чрезвычайно опасны. Солдатам и полицейским велено без разговоров открывать огонь на поражение.
— Смрадна курва! — выругался Давидовац. — Кто же доносит немчуре?
— Тебя полицаи заметили? Пытались стрелять? — спросил Несвицкий Малковича.
Они стояли среди хвойных деревьев, высоко над головой шевелились их верхушки, еще выше неслись облака на пронзительно-синем фоне неба, и этот умиротворяющий пейзаж весьма контрастировал с пятеркой «экстремистов», а также машиной, набитой оружием и взрывчаткой. Пропуск-вездеход на лобовом стекле превратился в филькину грамоту и скорее привлекал лишние взгляды, чем способствовал безопасности.
— Никто вообще не обратил внимания, — пожал плечами серб. — Здесь, на юге, листок наверняка вывесили для проформы. Оборвут и подотрутся. Но севернее, если нас остановят полицейские, видавшие афишку «разыскиваются», может дойти до стрельбы.
— Твое мнение, «террорист» Давидовац?
Тот почесал репу, сдвинув шайкачу на лоб.
— Вариант с возвращением в Високи Планины не предлагать?
— Отчего же? — пожал плечами Олег. — Бери машину и кати, только около бревна осторожнее. А мы сами как-нибудь. Если трусишь.
— Пичка ты материна! — обиделся шеф полиции. — Трусом меня еще никто не называл. Значит так. В Крушваре живет свояк, двоюродный брат моей супруги. Попрошу его взять пять билетов на свой аусвайс, чтоб нашими приметными мордами не светить. Садимся порознь, там, в вагоне, определимся, что дальше.
— До Смердево все равно не доберемся, — предупредил Душан. — В Крушваре говорят, немцы шерстят север частой гребенкой, всех подозрительных свозят в концентрасьенс-лагеря. Ввели специальный пропуск на въезд в «стерильную» зону из зараженного бунтом юга. Где-то останавливают поезд, проверяют пропуска у пассажиров, не имеющих его — ссаживают, обыскивают, допрашивают. У нас куча оружия и взрывчатки, а вы трое говорите по-србски с акцентом… Боюсь, на том путешествие и завершится.
— Значит, надо сойти километров на пятьдесят раньше, а там думать как добраться. Пробрались же некогда в охраняемую карантинную зону, — успокоил товарищей Несвицкий.
Он не стал уточнять, что территорию трех бановин тогда стерегли хорваты, а не немцы. И задача была проникнуть внутрь с гуманитарной целью. Сейчас предстояло взорвать важнейший мост, наверняка усиленно охраняемый, а затем выбраться назад. При том, что листовка с пятью их угрюмыми лицами на севере будет попадаться гораздо чаще. Соответственно, поднять шухер из-за пятерки экстремистов-педофилов обязан каждый их встретивший. Донесшего немцам об их вояже хотелось найти и нашинковать на хорватский флаг — мелкими синими кубиками. Не имя других вариантов, «экстремисты» поехали домой к упомянутому свояку Богдана, откровенно струхнувшего при виде сопровождения родственника. Наверное, видел объявление «разыскиваются». Свояк жил в отдельном доме с большим садом, едва ли меньшим, чем у Благоевичей. Позволив загнать машину в сарай, родственник отправился на станцию за билетами. Мужчина не скрывал, что желание избавиться от опасных визитеров у него сильнее традиционного сербского гостеприимства. Поэтому гости не стали ему докучать и после ужина немедленно отправились на станцию, хоть поезд на север ожидался не ранее полуночи. Валиски с взрывчаткой, оружием и прочими криминальными аксессуарами становились тяжелее с каждым пройденным километром. Олег, пожалев обливающегося потом полицейского, забрал его чемодан. На станцию зашли порознь, старательно изображая, что друг с другом не знакомы. Несвицкий прогулялся к расписанию и обнаружил на месте листовки лишь след приклеенной к стене бумаги. Ближе к полуночи небольшой зал ожидания набился битком. Состав прибыл с полуторачасовым запозданием и брался штурмом. Билетов никто даже не спросил. Несвицкий кое-как засунул чемодан на верхнюю полку поверх пары тюков других пассажиров. Знали бы те, что случится, если чемодан упадет… Впрочем, гексогеновые смеси считаются устойчивыми к ударам, мало уступая тринитротолуолу. Сам Николай провел все время поездки на ногах, не отлучаясь даже в туалет — не с валиской же протискиваться, а если сопрут, то последствия даже представить не хочется. Под стук колес стоял и размышлял. Как получилось, что он, хотевший тихой мирной жизни, опять рискует ею, ввязавшись в этот вот блудняк с диверсией? Добро бы защищая Марину и семью, людей в Царицыно, на новой его Родине. Но Сербия… Ну, ладно, помогал он вылечить братушек, в конце концов это его обязанность как медика. Но воевать за них? Что в этом больше — благородства, дури, желания привычного ему адреналина, накатывавшего на него в бою? Не разберешься… Но не приказ Младеновича его заставил — ему Несвицкий не подчинен формально. Мог и послать, и генерал умылся бы. Но отказаться — означает тяжесть операции переложить на волхвов, с которыми, считай, сроднился здесь в предыдущих схватках. А это уже подло — ведь он и знает, и умеет больше. За
