еще на полном ходу? — зевая, примостилась я рядом, и уже внимательнее вокруг осмотрелась.
Телега, на которой мы с подругой сейчас восседали, стояла, раскинув оглобли, в сторонке от длинной деревенской площади. И по всей видимости, торговой. Потому как с противоположной от дороги стороны, нас сейчас с остальным «миром» разделяющей, красовались в такой же длинный ряд лавки. Хотя, я бы сказала, «настоящие терема» — с высокими крылечками, какие у нас в Купавной есть лишь в Любонином порядничьем доме (да и то — в единичном числе), и ажурными фронтонами. И возле этих лавок сейчас била ключом жизнь… Интересно, если так выглядят обычные ладменские деревни, то какие же тут го-ро-да?
— Евся, ты рот то закрой.
— Что?.. — рассеянно глянула я на невозмутимую подругу. Ну, конечно, она у нас «путешественница бывалая» — два раза аж в самом Бадуке была.
— Спрашиваешь: «Как уснуть могла у чужого мужика под крылом»?.. Я бы, Евся, на твоем месте Стахоса «чужим» звать перестала, — отстранила она рукой потянувшуюся к семечкам Дулю. — После того, как Хран тебя еле от него оторвал.
— То есть как это: «еле оторвал»? — недоуменно уставилась я на подружку.
— А ты во сне его руками намертво обхватила. Думали, вместе с его безрукавкой тебя укладывать на телегу придется, — добавила она масла в огонь. — Так что, какой он теперь тебе «чужой»? Самый, что ни на есть, «близкий».
— Та-ак, — с явным удивлением осмотрела я, поднеся к глазам, свои руки. — Вот стыдобище то… Слушай, кстати, а где они сами? И провожающий где?
— А-а, лошадь тебе уехали покупать и запасы в дорогу. Давно уже. Думаю, скоро вернутся.
— Как это, «уехали»? А деньги? Мне Адона специально для таких целей их дала. Я бы и сама… могла, — в конец затухла я.
— Она бы смогла, — с усмешкой толкнула меня плечом подруга. — Учись жить по-новому, Евся. Учись принимать от других дары и учись им доверять.
— Тебя Мокошь этому научила?
— Ага. И она тоже… А еще жизнь, — многознающе вздохнула Любоня, поправив в ухе сережку с жемчужиной. — А дружок твой усвистел куда-то. Сначала здесь крутился, а потом, будто увидал кого и сорвался со всех ног. Или что там у него?
— Копыта там у него, — вновь завертела я головой.
И как раз вовремя. Чтобы заметить, как здоровенный мужик с корзиной в руке, спустившийся с крыльца одной из лавок, вдруг, хлопнул свою поклажу на землю и басом заголосил:
— А-а-а!!! Сволочи! Упыри! Порезали! — бросился он вокруг груженой мешками подводы, припадая к каждому из них по очереди. И действительно, старательно прищурив глаза, я очень явно сейчас разглядела многочисленные длинные надрезы из которых снегом струилась на землю… мука. — Упыри проклятые! Бульба, Дозор, чего ж вы не доглядели, ротозеи! — две лохматые рыжие собаки, за мгновение до этого прилетевшие от крыльца соседней, мясной лавки, с явным раскаянием принялись юлить вокруг своего разъяренного хозяина. — Кто это?! — озираясь по сторонам, возопил тот, и замахнулся огромным кулаком на одного из подвернувшихся «штрафников». — Ищите! Берите след, дормоеды! — собаки тут же бросились исполнять команду и вскоре одна из них точно, взяла «упырий» след.
— Ну, прохиндей, — наблюдая за этим зрелищем, с чувством прошипела я себе под нос.
— Евся, а чёй-то было то? — с до сих пор открытым ртом, развернулась ко мне Любоня. — И кого они у того клена облаивают?
— Дружка моего, Любоня. Надо идти, выручать, — попой вперед поползла я с тележного борта.
— Сидеть, — тяжелой подружкиной рукой отбросило меня обратно. — Куда это ты собралась физиономией своей светить?
— Так, а что теперь делать? — принимая вновь сидячее положение, гневно пропыхтела я. — Он собак до смерти боится. А уж когда их хозяин к дереву подоспеет…
— Я сама. Сиди, я сейчас.
— Любоня! — лишь вскинула я вслед взметнувшейся подружкиной косе руку. — Ну, Тишок, провожатый хитрохвостый. Ты у меня получишь…
ГЛАВА 16
«Вот так и рождается настоящая большая дружба на всю жизнь. И чтоб и в огонь и в воду друг за друга. И к собакам злым и на рычащего не тише их хозяина…», — насупившись, думала я, глядя на прильнувшего к Любониной груди, серого, поджарого кота с неестественно длинным хвостом. Думала, и медленно выпускала ушами пар… А что еще остается, когда ни поскандалить как полагается, в центре чужой, оживленной улицы, ни даже просто рот «громко» открыть?
— Евся, да он трясется весь до сих пор… Бедненький.
— Ага-а…
— Тишуня, что, сильно испугался собак?.. У-у, рожа лошадиная, — скосилась подруга на удаляющуюся по улице в мучном облаке, подводу. — И ведь не поверил мне сначала, что это мой кот, погулять отпущенный. Хам.
— Ага-а… Я отсюда все прекрасно слыхала, — сверля глазами «напуганного кота», выдавила я. — И мужика недоверчивого крики и твои… убеждения. Любоня, да брось ты его на телегу, в самом деле. Сколько можно беса наглаживать? — смирилась, в конце концов с судьбой.
— Евся…
— О-о, неужто мы ротик раззявили?
— А как я теперь… домой?
— Что? — вмиг распознав надвигающийся поворот, прищурилась я на Тишка. — Ножками, дружок мой — копытцами. А хочешь, кошачьими лапками топай.
— Евся, а если Адона из заповедника в свой лес уйдет, я ж там совсем один останусь, — тихонечко заныл прохиндей, подняв свои желтые очи к моей жалостливой подруге.
— Что… совсем один? — захлопала та в ответ своими, голубыми.
— Совсем, — многострадально выдохнул бес, разметав по девичьей шее, выбившиеся из косы волосы. — Евся… А ты ведь мне обещала. Помнишь?
— О-о… — подскочив, плюхнулась я на телегу и скрестила на груди руки. — Вот, значит, как?.. Тишок, я помню свое обещание, но, ты и сам знаешь, что впереди у меня — полная неизвестность. Так не лучше ли вернуться в свой тихий лес и жить там спокойно?
— А кому нужна эта спокойная жизнь? — с чувством откликнулся мне бесенок. — Ты сама от нее в последние дни едва не выла. Разве не так? Себе-то, Евся, не ври. А толи дело — сейчас. Подумаешь, неизвестность. Да у тебя весь мир сейчас под ногами и подруга верная рядом и… жених. Что еще для счастья надо? А мне переться назад в свое одинокое болото?
— Болото… — протянула я, задумавшись над такой яркой бесовской речью. — Надо же, как ты про наше озеро… — а потом вопросительно глянула на подругу.
— Евся, я к нему привыкла уже. И не такой уж он и страшненький, — расплылась она понимающе во весь рот.
— Любоня, а хочешь, я для тебя всегда котиком буду? — тут же пропел ей на ушко прохиндей. — А
