Курлову в гостиницу «Европейская». Товарищу министра начальник охранного отделения сказал, что «решение вопроса о допущении сотрудника на спектакль стоит в зависимости от дальнейшего образа действий террористов». Курлов счел главным в тот момент выследить Нину Александровну, когда она придет к Богрову домой. Однако в 11 часов агент явился в «Европейскую» и заявил Кулябко и Веригину, что Нина Александровна отложила свидание с ним. Теперь они должны были встретиться в 8 вечера уже на углу Бибиковского бульвара и Владимирской.
Богров утверждал, что его могут вовлечь в теракт. Собеседники испугались и заявили, что ни в чем таком Богров не должен участвовать. Тогда он начал настаивать, что для «изоляции» его от террористов ему надо быть в театре, причем, показав билет Николая Яковлевича, он сможет играть роль разведчика в отношении Кассо и Столыпина. Богров уверил своих слушателей, что скажет, будто билет получил при содействии кафешантанной певицы Регины, имеющей высоких покровителей, и билет ему был выдан. Тогда Богров стал доказывать, что ввиду возможного контроля за его действиями со стороны террористов, ему нужно такое место, чтобы быть у них на виду. Ему возразили, что в первых рядах дать билет нельзя, так как там будут сидеть генералы и министры, а Кулябко предложил одно из кресел в дальних рядах партера.
Опасаясь, что после свидания на Бибиковском бульваре террористы сразу же приступят к активным действиям, Богрову предложили подать филерам знак о таком развитии событий, закурив папиросу, после чего всю группу следовало арестовать. Естественно, Нина Александровна на свидание не пришла. Всех участников заговора выявить не удалось, и от ареста скрывавшегося на квартире Богрова неуловимого Николая Яковлевича отказались. Курлов был уверен, что покушение готовится на императора. Предупредили также Столыпина и Кассо, но те не стали отказываться от посещения смотра потешных на ипподроме и спектакля. Установить плотное наружное наблюдение за домом Богрова Кулябко не рискнул, боясь спугнуть террориста. Между тем писец охранного отделения Сабаев состоял в интимных отношениях с горничной Богрова Батуриной, и 1 сентября несколько раз навестил её, сообщив об этом шефу филеров Демидюку, лично наблюдавшему за домом Богрова. Однако задачи выяснить, есть ли в квартире посторонние, никто писцу не поставил.
Следующий акт пока еще драмы развернулся на ипподроме. Вот что говорится об этом в докладе Трусевича: «В 6-м часу дня для смотра потешных на Печерском плацу изволили прибыть на ипподром ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО по измененному маршруту следования. Туда же, незамеченный наблюдением, отправился Богров и поместился около группы фотографов и корреспондентов в нескольких шагах от ковра, по которому ожидалось шествие ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА и лиц свиты. Однако же, будучи усмотрен секретарем бегового общества Грязновым, Богров, не предъявивший соответственного билета, был удален Грязновым». Теперь все надежды Богрова были сосредоточены на театре. Он уведомил Кулябко, что планы Николая Яковлевича не изменились, и просил прислать билет в театр. Кулябко воспользовался билетом № 406 в 18-м ряду, полученным на нужды охраны. Богров уже начал волноваться, что ему не несут билет, вышел из дома, намереваясь сам получить билет от Кулябко у театра. По дороге он встретил Демидюка и получил билет. Придя в театр за 20 минут до начала спектакля, Богров сообщил Кулябко, что встреча на Бибиковском бульваре не состоится и произойдет на какой-то частной квартире, куда перейдет и Николай Яковлевич. Опасаясь ухода Николая Яковлевича из квартиры сотрудника, Кулябко поручил Богрову проверить пребывание там террориста и объяснить свое возвращение желанием взять забытые перчатки. Когда Богров ушел, Кулябко и Веригин отправились в расположенную на Театральной площади кофейню Франсуа. По выходе оттуда Кулябко увидел на театральном подъезде Богрова, которого не пропускал жандармский офицер, так как билет Богрова был уже без контрольного талона. Тогда Кулябко поспешил к театру, провел Богрова и узнал от него, что Николай Яковлевич находится дома, но заметил филерское наблюдение.
Если бы Богров попытался свершить теракт во время представления, когда в зале был погашен свет, его шансы на спасение многократно возрастали. Однако в темноте было легко убить царя, местоположение которого определялось без труда, сравнительно легко было и скрыться в охваченной паникой толпе. А вот совершить покушение на Столыпина было затруднительно, поскольку Богров не знал, в каком именно кресле тот сидит. Во время второго антракта Николай II вышел не в арьерложу, как рассчитывала охрана, а в аванложу, так что Богров оказался от него на расстоянии меньше шести шагов. Но он хотел убить премьера, а не царя.
После второго акта Кулябко, допуская, что Николай Яковлевич ускользнет от наблюдения, приказал Богрову вернуться домой и пошел доложить об этом генералу Курлову, находившемуся в коридоре театра. Богров же, убедившись, что за ним никто не следит, достал из кармана пистолет системы «Браунинг» и, прикрыв его афишей, направился к Столыпину. Дальнейшее известно.
Во время первого антракта почти до конца возле Столыпина был Спиридович, при котором Богрову трудно было бы беспрепятственно выйти на удобную для стрельбы позицию. Этим обстоятельством, вероятно, объясняется то, что террорист тогда не рискнул осуществить задуманное. Во втором антракте у Богрова выбора уже не было: Кулябко приказал ему немедленно отправиться домой. Совершить покушение надо было немедленно.
На допросе Богров признался, что все, им рассказанное, было чистейшим вымыслом. Впрочем, жандармы осознали это еще в момент его ареста. 12 сентября ночью его повесили в форте Лысая Гора. Во время казни Богров вел себя мужественно, пошутил насчет фрака, ставшего его предсмертным одеянием, а уже стоя на табурете, просил передать привет родителям.
Сенатор Трусевич писал: «На первых допросах у судебного следователя Богров заявил, что он учинил нападение на Председателя Совета Министров с обдуманным заранее намерением, в силу побуждений политического характера, коими проникся после переезда в Петербург, и что он даже останавливался на мысли о Цареубийстве, но отказался от неё лишь из опасения еврейского погрома и нежелания дать этим актом повод к оправданию правительственной политики репрессий в отношении его единоверцев. При рассмотрении же дела военным судом Богров, изменив свои объяснения, показал, что в марте 1911 года к нему в Киев являлся анархист Лятковский и поставил его в известность, что факты предательства Богровым товарищей и растраты им партийных денег вполне установлены. 16 августа 1911 года к Богрову, по возвращении его с дачи, которую он занимал в местности Потоки близ Кременчуга, неожиданно прибыл анархист Виноградов и заявил, что его, Богрова, в партии “окончательно признали провокатором”, что предательство его получит широкую огласку во всех слоях общества и его, как шпиона, убьют. Вместе с тем
