дышали.
— Талия.
— Не отпускай.
Ее руки сжались ещё крепче.
— Никогда, — прошептал я, прижимая ее к себе и зарываясь лицом в ее шею, пока, наконец, она не расслабила руки, и я не помог ей слезть со столешницы.
Её губы были распухшими. Ее лицо раскраснелось, а волосы выбились из пучка. Одетая в мою счастливую футболку, она была идеальна.
— Почему ты действительно пригласила нас остаться? — спросил я, убирая прядь волос с её лба.
Она слегка коснулась моей бороды, словно пытаясь решить, нравится она ей или нет.
— Я не знаю.
— Ты жалеешь об этом?
— Нет, — она провела большим пальцем по моей нижней губе, затем проскользнула мимо меня, оглянувшись, когда оказалась на противоположной стороне комнаты. На безопасном расстоянии, вне моей досягаемости, пока я не передумал и не оттащил её в постель. Умная женщина. — Спокойной ночи, Фостер.
— Спокойной ночи, Талли.
16. ТАЛИЯ
Я уставилась на чистую поверхность своего шкафчика. Никаких отметок сегодня. Последний раз я отмечала хороший день, когда Фостер привел Каденс на ее осмотр. Это было девять-десять дней назад. Может быть, мои стандарты хорошего дня слишком высоки?
В городе свирепствовал грипп, и это делало людей особенно раздражительными, включая персонал и пациентов. Возможно, это был тот же самый грипп, который Каденс подхватила в школе.
Я взяла ключи и положила их в карман, прежде чем уйти, более чем готовая покинуть больницу. На улице было темно, пока я вела джип по направлению к дому.
К Фостеру и Каденс.
Я до сих пор не могла понять, что на меня нашло вчера, когда я предложила им остаться у меня дома. Я потеряла весь свой здравый смысл? Только это было так… легко.
В колледже Фостер практически переехал в мою квартиру. Моя квартира была больше и красивее, чем его, и Вивьен не возражала против его компании. Он органично вписался в мою жизнь.
Находиться с ним в моем доме было так же удобно, как надевать в постель одну из его старых футболок.
Сегодня утром я вошла на кухню и увидела, что он ждет меня с чашкой кофе с моими любимыми сливками.
Он поцеловал меня в щеку на прощание, и я не спросила, будут ли они там, когда я вернусь домой. Я просто знала, что они будут дома. Как бы я ни хотела, чтобы он остался, возможно, он тоже этого хотел.
Я не стала задерживаться в гараже, а поспешила внутрь. Он стоял у кухонного стола в том самом месте, где поцеловал меня прошлой ночью.
Его образ в одних боксерах вызвал во мне пульсацию внизу живота. И, Боже, как он обнимал меня.
Фостер держал меня так, словно я была тем, что держало его на земле.
Я бы многое сделала, чтобы он обнимал меня так каждый день.
Даже простила бы.
Может быть, я уже простила.
— Привет, — сказала я, входя в комнату.
— Привет, — он повернулся и улыбнулся. — Как прошел твой день?
Когда в последний раз я приходила домой, чтобы кто-то спросил меня о моем дне? Много лет. Это был Фостер. Потому что я ни с кем не жила после Вивьен. Я не понимала, насколько одинокой стала моя жизнь. Даже здесь, в Куинси, где родственники были со всех сторон, это было не то же самое, что возвращаться домой к родному человеку.
— Что это за взгляд? — спросил он.
— Ничего, — выбросила эти мысли из головы. — У меня есть время, чтобы переодеться и быстро принять душ?
— Пятнадцать минут, — он указал на таймер духовки.
— Сейчас вернусь.
Я трусцой взбежала по лестнице, сняла свою форму и положила её в корзину для белья. Затем завязала волосы в беспорядочный пучок и прыгнула в душ, торопясь смыть этот день со своей кожи.
Переодевшись в спортивки и майку с длинными рукавами, я вернулась на кухню на пять минут раньше.
— Расскажи мне о своем дне, — сказал Фостер.
— Да уж. Бывало и лучше. В последнее время все какие-то ворчливые. Обычно это происходит в это время года. Короткие дни и длинные ночи делают персонал больницы раздражительным. И на меня накричал пациент. В свою защиту скажу, что он наорал на обеих медсестер до того, как я вошла в приемный кабинет, так что, по крайней мере, я была не одна.
— Что? — он выпрямился, выражение его лица мгновенно стало убийственным.
— Это не первый раз, и не последний, — я рассмеялась. — Разожми челюсти, убийца.
Ухмылка растянулась по его сексуальному рту.
— Я забыл, как мне нравится, когда ты называешь меня убийцей.
Мне тоже это нравилось.
— Вкусно пахнет. Тебе не нужно было готовить.
— Я не возражаю. Кроме того, моя диета скоро станет странной, так как я готовлюсь к этому бою.
— Тебе нужно сбросить вес?
При росте метр восемьдесят три и уже набранных мышцах, сбросить килограммы было нелегко. Я всегда боялась этой части перед его боями, когда он так много работал и так тщательно питался, чтобы убедиться, что он попал в цифру на весах.
— Пару килограммов. Но не много, — он шагнул ближе, его рука приблизилась к моему лицу. Его большой палец провел по моей скуле. — Мне жаль, что у тебя был такой день.
— Всё в порядке, — я прижалась к нему. — А что насчет тебя? Где Каденс?
Он дернул подбородком в сторону гостиной.
— Она захватила твой телевизор.
— Как она себя чувствует?
— Лучше. Лихорадки нет со вчерашнего вечера.
— Это хорошо.
Я закрыла глаза, наслаждаясь покалываниями на коже. Затем его рот оказался на моем, всего лишь прикосновение его губ, которое оставило во мне желание большего.
Я приподнялась на носочки, но прежде чем я смогла углубить поцелуй, прозвенел таймер на духовке.
Он зарычал мне в рот, затем отошел, чтобы взять со столешницы рукавицу и открыть дверцу духовки. Затем он достал противень с курицей, картофелем и зеленой фасолью.
— Позовёшь Каденс?
— Конечно, — я повернулась, готовая направиться в гостиную, но замерла. Каденс стояла в дверях и смотрела на меня.
— О, привет.
Вот дерьмо.
Она нахмурила брови, вероятно, потому что только что видела, как её отец поцеловал меня.
Тепло Фостера коснулось моей спины. Затем его рука обхватила мои плечи, притянув меня спиной к своей груди.
— Мы говорили о тебе сегодня.
— Обо мне?
Он хмыкнул.
Это всё. Это было его объяснение. Хмыканье. Затем он отпустил меня и хлопнул в ладоши.
— Ладно, садитесь и давайте есть. Кадди, что ты хочешь выпить?
— Молоко, — ответила она, идя к столу в столовой, где он уже разложил
