но вы же знаете мою историю. Я уже двадцать лет как посвятил себя трансцендентальной медицине. Меня именовали мошенником, шарлатаном, самозванцем, но я знал, я всегда знал, что на верном пути! Пять лет назад я достиг цели, и с тех пор каждый день был лишь подготовкой к тому, что мы сделаем сегодня!
– Хотелось бы верить, что все это правда, – Кларк насупил брови и недоверчиво поглядел на доктора Реймонда. – Но точно ли вы уверены, Реймонд, что эта ваша гипотеза не есть фантасмагория – великолепное виденье, несомненно, и все-таки не более чем виденье?
Доктор Реймонд остановился на ходу и резко развернулся. Это был человек средних лет, тощий и костлявый, с изжелта-бледным лицом, но когда он принялся отвечать Кларку, глядя ему в глаза, щеки у него вспыхнули.
– Оглядитесь по сторонам, Кларк! Вот гора, вот холмы за холмами, вздымающиеся, точно волны, вот леса и сады, и пшеничные поля, и луга, сбегающие к зарослям приречных камышей. Вот я стою перед вами, вот вы слышите мой голос. И все же я говорю вам: все это, – да-да, все, от той звезды, которая только что зажглась на небе, и до твердой земли у нас под ногами, – это все не более чем сны и тени: тени, скрывающие от наших глаз реальный мир. Ибо реальный мир существует, но он находится за пределами всех этих видений и иллюзий, за пределами этих «охот с аррасских гобеленов, грез на скаку»[55], как за некой завесой. Не знаю, случалось ли кому из людей отдернуть эту завесу; но я точно знаю, Кларк, что мы с вами нынче же вечером отдернем ее для другого человека. Да, вы можете подумать, что все это странная бессмыслица; что ж, быть может, это странно, и все же это правда, и древние знали, что означает отдернуть завесу. Они называли это «узреть бога Пана».
Кларк передернул плечами; белый туман, что собирался над рекой, был промозглый.
– Ну да, все это замечательно, – сказал он. – Если то, что вы, Реймонд, говорите – правда, мы стоим на пороге неведомого мира. И я правильно понимаю, что без скальпеля не обойтись?
– Не обойтись. Всего лишь крохотное повреждение серого вещества, только и всего; минимальная перетасовка определенных клеток, микроскопическое изменение, которого девяносто девять процентов специалистов по мозгу из ста даже не заметят. Я не собираюсь утомлять вас, Кларк, излагая вам всю «кухню»; нет, я бы мог сообщить вам массу технических подробностей, которые будут звучать весьма внушительно, при том, что разбираться в этом вы станете ничуть не лучше, чем сейчас. Но я предполагаю, что вы читали – так, мимоходом, в случайно попадавшихся на глаза статейках, – что в последнее время изучение физиологии мозга продвигается вперед семимильными шагами. Я на днях видел заметку о гипотезе Дигби и открытиях Броуна Фейбера[56]. Гипотезы и открытия! То, чем они занимаются сейчас, я знал уже пятнадцать лет тому назад и могу вас заверить, все эти годы на месте я не стоял! Достаточно будет сказать, что пять лет назад я совершил открытие, которое имел в виду, когда говорил, что достиг цели. Через годы трудов, через годы мучительных шагов во тьме наугад, после дней и ночей, полных разочарований, а иной раз и отчаяния, когда я то и дело трепетал и холодел при мысли, что, быть может, и другие ищут то же самое, наконец-то, после стольких мучений, внезапная радость вдруг пронизала мою душу и я понял, что мой долгий путь подошел к концу. Благодаря тому, что казалось тогда и до сих пор кажется случайностью, мысль, праздно блуждающая нахоженными тропами, которыми я проходил уже сотню раз, внезапно натолкнулась на великую истину, и я постиг целый мир, целую неведомую планету, очерченную светящимися линиями; материки, и острова, и великие океаны, где ни единый корабль не плавал (насколько я могу судить) с тех пор, как человек впервые поднял глаза и узрел солнце, и звезды небесные, и безмолвную землю под ними. Да, Кларк, вы можете счесть мои рассуждения чересчур высокопарными; но об этом трудно говорить буквально. В самом деле, я не знаю, можно ли то, на что я намекаю, изложить простыми и понятными словами. Вот, к примеру, этот наш мир в данный момент весь оплетен телеграфными проводами и кабелями; мысль человеческая, со скоростью чуть меньшей, чем скорость мысли, проносится от рассвета к закату, с севера на юг, преодолевая разливы рек и просторы пустынь. Предположим, что современный инженер-электрик вдруг поймет, что он и его товарищи всего лишь играются в камушки, по ошибке принимая их за основания мира; предположим, что такой человек вдруг узрит, как бескрайний космос открывается электрическому току, и как слова человеческие доносятся до самого солнца и уносятся дальше, к иным планетам, и как голоса ясноглаголивых[57] людей отдаются эхом в бескрайней пустоте, что сковывает нашу мысль.[58] Это, пожалуй, подходящая аналогия для того, что сделал я; теперь вы хотя бы отчасти понимаете, что я испытывал, стоя здесь однажды вечером; вечер был летний, и долина выглядела примерно так же, как и сейчас; я стоял тут и видел пред собой неописуемую, немыслимую пропасть, зияющую меж двух миров, миром материи и миром духа; я видел великую бездну, смутно темнеющую у меня под ногами, и в этот миг сияющий мост устремился от земли к неведомым берегам, и пропасть оказалась преодолима! Можете заглянуть в книгу Броуна Фейбера, если угодно, и тогда вы узнаете, что и по сей день ученым не удалось выяснить, для чего в мозгу присутствует определенная группа нервных клеток и каковы ее функции. Эти клетки представляют собой, если можно так выразиться, ничейные земли, простор для самых бредовых теорий. Но я, в отличие от Броуна Фейбера и прочих специалистов, прекрасно осведомлен о возможных функциях этих нервных центров и о том, какое место они занимают в общей схеме. Одним прикосновением я могу заставить их вступить в игру, одним прикосновением, повторяю, я могу выпустить на волю эти токи, одним прикосновением я могу установить связь между этим миром, доступным чувствам, и… эту фразу мы сможем закончить позднее. Да, без скальпеля не обойтись; однако подумайте, какой эффект даст этот скальпель! Он сравняет с землей прочную стену чувств и, вероятно, впервые с тех пор как был сотворен человек, дух сможет воззреть на мир духа. Кларк, Мэри узрит бога Пана!
– Но вы же помните, что вы мне писали? Я полагал,
