её борзую.
– Серый, ты всё логично предлагаешь, но не могу я сидеть. Ты понимаешь, это дочка моя, маленькая, беззащитная. Юлька там с ума сходит, это она ещё не знает весь расклад. Как я сейчас приеду и в глаза ей смотреть буду? Мне и так сдохнуть хочется от всех подробностей услышанных.
Торможу во дворе больницы.
– И что, пойдём стволами махать? – выгибает скептически бровь Серый.
– Нет. Зайдём с чёрного входа.
Набираю номер Лидии Ивановны. Что бы я делал без этой женщины. Я ей уже по гроб жизни обязан.
Объясняю ей весь расклад.
– И что ты хочешь, миленький? – спрашивает медсестра. – Это ж не моё отделение. Я там не хозяйка.
– Мне бы проверить, прав я или нет.
– Ты думаешь, малышка там? Да нет. Не может быть. Без документов?
– Ну почему без документов. Ребёнок может быть оформлен как отказник, или по фамилии Галины.
– Так, сидите на месте, – решительно заявляет Лидия Ивановна. – Я пойду, схожу сейчас в детское. Там девочка в ночную хорошая дежурит, попробую с ней договориться и сама на детей гляну! Я же помню эту деточку, мы с Юленькой её вместе выхаживали с первых дней. Если увижу её, сразу узнаю, и никакие мне документы не нужны! Только я уверена, что ты ошибаешься, Данил. Такого просто быть не может.
– Спасибо вам, Лидия Ивановна. Я жду.
И уже через пятнадцать минут Лидия Ивановна перезвонила. И от её спокойствия и уверенности не осталось и следа.
– Данил, – начинает шептать она тихо, тревожно, – ты прав, здесь малютка. Она под чужими документами лежит.
Сердце моё подпрыгивает к горлу от мысли, что дочка рядом.
– Я хочу её видеть, – выходит сдавленно и как-то надорвано.
– Ой, Дан, не знаю. Что я могу… Ой, подожди… Какие-то люди сюда идут… Ой…, – вскрикивает Лидия Ивановна, а у меня сердце обрывается.
– Что за люди? Лидия Ивановна! Не молчите! – слышу возмущённый разговор, вскрики, и связь обрывается. – Чёрт, Серёга! Там замес какой-то! – выскакиваю из машины.
И тут мы с другом уже без лишних разговоров несёмся к входу в больницу.
Минут пять занимает, чтобы прорваться через главный вход. Серёгины корочки срабатывают и тут, хоть и приходится препираться с охранником и сонным администратором. А дальше летим к лифтам. Нажимаю нужный этаж, но лифт, как назло, ползёт очень медленно.
Выскакиваем на четвёртом, дверь в детское отделение закрыта.
Чёрт! Ломать? Стучу так, что стены сотрясаются, но открывать нам не торопятся. И дверь тут крепкая, хрен выбьешь.
Наконец, щёлкает замок, открывает нам встревоженная, перепуганная Лидия Ивановна.
– Скорее, Данил, – торопит она. – Там, – машет рукой, – забрать хотят девочку, представляешь. Вот прям внаглую. Тётка из опеки и мужик с ней какой-то, сказали, разрешение у них есть от главного нашего. Мы еле дозвонились, и да, руководство приказало отдать ребёнка. Но что это такое, а? Посреди ночи такие вопросы решать, это что за новости? Пойдём, пока они не ушли. Только что делать, я не знаю, драться с ними?
– Это как раз без проблем, – рычу я, резко ускоряясь.
Бежим по коридору, Лидия Ивановна отстаёт.
– Четыреста вторая палата, – кричит нам вслед.
Заворачиваю за угол и понимаю, что в палате нас уже никто не ждёт. В конце коридора эта парочка уродов выворачивает в другое крыло.
– Стоять! – ору я.
Крепкий мужик встаёт у меня на пути, а баба, воровато оглянувшись, бросается бежать.
Сношу мужика ударом в челюсть, но он умудряется устоять и ринуться на меня. Тут поспевает Серёга, вместе мы быстро скручиваем его.
– Ничего у вас не выйдет, – усмехается мужик. – Ты уже проиграл, мент.
Присматриваюсь внимательно и узнаю того самого мужика, которого я же и посадил, и которого на зоне вроде как грохнули.
Но выяснять что-то мне сейчас некогда. Оставляю его Серёге, сам бегу за тёткой, которая уже успела заскочить в лифт.
Бросаюсь вниз по лестнице. Оказываюсь на первом этаже как раз одновременно с лифтом. Оттуда выходит та самая тётка. Высокая, худая, морщинистая, на голове строгий куль и глаза ледяные, а в руках у неё дорожная переноска, и в ней спит моя крошка в розовом комбинезоне.
– С дороги, – рычит эта ведьма.
– Нет! Ребёнка отдала и сама вали.
– Очень невежливо, – поджимает накрашенные тонкие губы. – Тут с вами хотят поговорить, – протягивает мне телефон.
– Убери, это не поможет, – оскаливаюсь, делаю решительный шаг вперёд.
Но эта курва включает громкую связь, и я застываю в ужасе, потому что из динамика раздаётся пронзительный женский плач. Я узнаю голос. Юлька.
– Жену хочешь увидеть живой?
Выхватываю трубку у этой ведьмы.
– Юля! – кричу я.
– Нет, это не Юля, – узнаю ледяной голос Елены. – Но если она тебе нужна живой, отпусти девочку.
– Ах ты тварь! – рычу бессильно, глядя, как тётка пятится назад в сторону выхода. – Елена, ты же ответишь за это! Ты…
Слышу только её ледяной, какой-то невменяемый смех. И мне становится дико страшно. Так страшно, как не было за всю мою жизнь. Я понимаю, что сейчас я потеряю всё самое ценное и дорогое. Хочу броситься за ребёнком, отвоевав хотя бы дочь, но в этот момент сзади что-то тяжёлое бьёт по голове, и свет меркнет у меня перед глазами…
Глава 31.
Когда я проснулась на диванчике в кабинете Дмитрия Ивановича, Дана уже не было. А вот чувство пустоты и безысходности осталось со мной.
Я и без слов Гали чувствую, что с Машенькой не всё в порядке. И меня трясёт от одной только мысли, что малышка попала в руки каких-то плохих людей, и ей могут причинить вред.
– Юль, как чувствуешь себя, – с беспокойством смотрит на меня Дмитрий Иванович.
– Никак, – хриплю сорванным от слёз и нервов голосом.
Встаю, кутаюсь в плед. Мне всё время холодно. Но плед не греет, морозит меня изнутри. Там тяжёлый ледяной булыжник, и никак его не протолкнуть.
– Юль, – садится рядом Дмитрий Иванович, – я знаю, что ты чувствуешь сейчас.
– Едва ли.
Пожилой доктор грустно усмехается.
– Я хочу тебе кое-что рассказать. Я ведь тоже сына потерял.
И он начинает говорить. Сначала я слушаю его монотонный голос, не
