совсем вникая в суть. Он заходит издалека. Рассказывает мне про жену, как любил её, скольким пожертвовал ради неё, а потом начинает про сына. И иногда такие моменты трогательные всплывают, они лучше любых слов подтверждают его любовь к ребёнку. А вот жена оказалась предательницей. В один прекрасный день просто бросила мужа и сына, уехала с богатым любовником заграницу.
– Илюшке тогда одиннадцать было, – тяжело вздыхает врач. – И он не простил, меня винил, что мать нас бросила. Сын слышал наши скандалы, слышал, как Нина упрекала меня, что я застрял в этой больнице, а она жить хочет.
– И дальше что? – сердце замирает от жалости к этому сильному, но сломленному жизнью мужчине.
Ему всё ещё больно, я чувствую эту боль, знаю её, и сердце тянется к человеку, который точно сейчас меня понимает.
Дмитрий Иванович продолжает рассказ. Как сложно ему было с сыном, как тот из дома убегал, как искали его.
– А потом Илья на наркоту подсел, – с горечью добавляет врач. – Назло мне. Долго я боролся за него, и с ним, но… – разводит руками. – Не справился я в итоге. И это главное доказательство моей профнепригодности, – горестно замирает взглядом в пространстве Дмитрий Иванович.
А я не выдерживаю, обнимаю его. И он, наверное, не выдерживает тоже. Вижу скупые мужские слёзы на морщинистых щеках.
Его руки тепло, по-отечески обнимают меня в ответ, и мы замираем так. Делим на двоих нашу боль, наши потери, и становится немного, но легче.
– Вот так вот, Юль, – отстраняется от меня врач. – Я потерял всё и всех, кого любил. И теперь до конца жизни могу только казнить себя, искать варианты, где я допустил фатальную ошибку, и мог ли я что-то исправить. Но всё это пустое. А вот у вас с Даном ещё всё возможно.
– Я не уверена, – судорожно втягиваю воздух.
– Я уверен. Вижу. У нас развалилось всё, потому что любви настоящей не было. Никогда меня Нина не любила, а моей любви на двоих не хватило. У вас с Даном любовь жива. Это заметно. А значит, обиды можно победить, если есть за что бороться. А вам ведь есть?
– Есть. Доченьку нашу уже не вернуть, но Машенька жива, и я верю, что мы найдём её.
– Вот, теперь вижу, правильно ты мыслишь. Бог тебе послал эту Машеньку, а значит, всё будет у вас хорошо.
– Спасибо вам, – киваю благодарно.
– А теперь, поехали ко мне домой. Устал я, отдохнуть хочу. Правда, угостить мне тебя нечем.
– А я приготовлю ужин, – киваю я воодушевлённо. – Только в магазин нужно заехать.
– Ну что ж, буду благодарен.
В магазине мы выбираем продукты, Дмитрий Иванович несёт пакеты в машину, а я притормаживаю, увидев вдруг на витрине невероятно милую погремушку. Меня одолевает порыв, я решаю, что непременно должна её купить.
Расплачиваюсь за эту прелесть на кассе, вдруг слышу рядом знакомый насмешливый голос.
– И зачем она тебе?
Оборачиваюсь, застываю. С холодной, надменной улыбкой на меня смотрит Елена.
– Не твоё дело, – отвечаю резко.
Хочу уйти, но Елена тут же догоняет меня, ловит за рукав пальто.
– Я знаю, что ты ищешь. Точнее, кого.
– Что тебе нужно? – спрашиваю резко.
– Я всего лишь хочу тебе помочь.
Улыбка у неё такая натянутая и злая, что я не верю ни одному её слову.
– Обойдусь, дай пройти.
– То есть, тебе неинтересно, где девочка? Машенька, кажется? – выгибает бровь.
– Что? – замираю я. – Откуда ты знаешь? – сердце тут же подскакивает к горлу и начинает трепетать там раненой птицей.
– Я много чего знаю, – усмехается Елена. – А девочка у меня в машине.
– Что? Но как?
– У меня свои связи и каналы. Не веришь?
– Допустим. И что ты хочешь? – прищуриваюсь.
– Всё просто, я отдаю тебе ребёнка, а ты исчезаешь из нашей с Даном жизни. Как тебе обмен?
– Ты совсем больная? – смотрю на неё поражённо.
– Кто бы говорил, – фыркает. – Так что? Нужна тебе девочка? Она орёт уже час в машине. Достала, – кривится. – Могу дать послушать.
Поднимает телефон, откуда я слышу надрывный плач малютки. И всё. Я уже ничего не соображаю. Просто иду за Еленой, ничего не видя и не слыша.
Только краем глаза отмечаю, что выходим мы почему-то, через боковую дверь торгового центра, идём на парковку.
Елена открывает дверь автомобиля, я бросаюсь к детской люльке, там лежит ребёнок, прикрытый пледом. Я тяну руки к заветному свёртку, отдёргиваю одеяльце и застываю в ужасе!
На меня смотрят неживые, стеклянные глаза куклы.
В этот момент что-то втыкается мне в руку, я вскрикиваю, но уже через пару секунд реальность уплывает от меня, и я погружаюсь в темноту…
Глава 32.
Свет пробивается в глаза, с трудом моргаю. И такое тяжёлое чувство в груди. Что со мной?
Ах да, я же только что родила? Сейчас в палату войдёт Дан и скажет, что наша малютка не выжила?
Но как же так? Я ведь слышу её плач, вот прямо сейчас…
Резко распахиваю глаза, сажусь, осматриваюсь.
Нет, это не больница. Это какой-то холодный барак, и лежу я на старом грязном матрасе.
Боже! На меня каскадом обрушиваются воспоминания. Виски звенят болью, но плач я реально слышу! Прямо сейчас!
А потом и неприятный женский голос. Понимаю, это Елена.
– Поторопись, – шипит она кому-то. – Не пускает? Ну что ж, дай ему трубку.
Я дёргаю онемевшими руками, понимаю, что я связана. А плач доносится из телефона Елены. От него все волоски у меня становятся дыбом, ведь я почти наверняка знаю, кому он принадлежит.
А потом я слышу голос Дана.
Елена подходит ко мне и резко носком ботинка бьёт под ребро, я вскрикиваю от боли, всхлипываю. И тут же слышу голос Дана, он зовёт меня, угрожает Елене, но она только смеётся.
А потом телефон замолкает, а Елена останавливается передо мной.
– Где Машенька? – хриплю я.
– Скоро она будет здесь, – недобро усмехается. – Но я бы не слишком радовалась на твоём месте.
– Что ты хочешь? – смотрю на эту ненормальную снизу вверх.
– А это будет зависеть от некоторых
