скорее от неожиданности, нежели по какой-либо другой причине.
Продолжая лежать на спине, Алхаст пытался понять происходящее, уставив широко открытые глаза в кромешную тьму над собой в надежде хоть что-то увидеть. Наконец ему удалось различить нависший прямо над собой силуэт с занесенной высоко над головой то ли дубиной, то ли шестом.
– Ты кто? – спросила тень.
Голос точно принадлежал человеку, а не какой-то там нечистой силе. Это немного успокоило Алхаста.
– Я-то человек… Алхастом меня зовут. А вот кто ты такой?
– Кто бы я ни был, это не твое дело, – грубо ответила тень, не опуская поднятый посох, который и показался вначале Алхасту дубиной. – Почему ночью по кладбищу ходишь?
– То же самое я хотел бы спросить у тебя, – как можно спокойней произнес Алхаст и попытался подняться.
– Не двигайся! – дернувшись на месте, прокричала тень. – Иначе я тебе этим посохом череп проломлю! Говори, что тебе здесь нужно?! Зачем ты пришел к этой могиле?
Не сводя глаз с незнакомца, Алхаст медленно присел.
– Мне нет никакого дела до этой могилы, не знаю даже, кто в ней лежит… Опусти палку, никто не собирается на тебя нападать… Лучше пошли в аул. Для беседы и выяснения отношений кладбище не совсем подходящее место.
– Ты из этого аула?
– Ну да, сын Абу, мы живем на восточной окраине аула.
– Не Юсупан ли Абу ты имеешь ввиду?
– Да, именно Юсупан Абу, я младший из его сыновей.
Незнакомец, наконец, опустил занесенный над Алхастом посох.
– Почему ночью на кладбище пришел?
– Пришел-то я вовсе не ночью, – Алхаст поднялся. Незнакомец был примерно его роста и, судя по голосу, его же лет. – Давно не навещал могилы родителей. Сегодня успел сюда к закату солнца. Видимо, воспоминания настолько захватили меня, что и не заметил, как ночь подкралась.
– Если бы с должным рвением соблюдал требования своей веры… Если бы помнил о вечерней молитве, тогда и наступление ночи не проморгал бы… А человек должен помнить о Создателе. Человек без Бога не может называться чистым человеком… Человек без Бога в душе – неправильный человек… Такому человеку нельзя верить… да и Богу он не нужен, – скороговоркой, будто декларируя заученный текст, проговорил незнакомец. – Твой отец был хорошим и честным человеком… по-настоящему верующий человек… Абу был истинным рабом Божьим. Я знал его… Ну что ж, Абун Алхаст, уходи, возвращайся к себе домой… И не броди ночами по кладбищу, не долог час, болезнь какую накличешь на себя.
– А ты? Разве ты не пойдешь в аул? – с неподдельным удивлением спросил Алхаст, отряхивая одежду.
– Нет, я остаюсь.
Алхаст пожал плечами:
– Тебе видней… Зовут-то тебя как? И что сам-то ночью здесь делаешь?
– Руслан я. У меня здесь дела… А ты уходи. Уходи и не оглядывайся.
– Ну что ж, прощай…
Вскоре Алхаст вышел за ограду кладбища и зашагал в сторону бледно мерцающих одиноких огоньков аула.
Ночевать Алхаст остался у старшего брата. Невестка потчевала деверя, как самого дорогого гостя. Племянники, облепившие его со всех сторон, долго не давали покоя, спеша поделиться своими детскими новостями. Дети спорили, перебивали друг друга. Каждый считал, что именно он должен рассказать дяде о том или ином приключении. Дело медленно, но уверенно шло к нешуточной ссоре. Успокоились только после того, как отец прикрикнул на них:
– Ну, все, хватит! Пусть дядя отдохнет с дороги.
– Оставь, Солта, – смеялся Алхаст детским шалостям. – Мы же давно не виделись, я ведь и вправду соскучился по моим дорогим племянничкам, – добавил он, потрепав младшего по голове.
– Нет-нет, достаточно. Завтра тоже будет день. Пообщаетесь еще. Сами-то и не подумают успокоиться, пока не зыкнешь на них!
Пока мать укладывала детей, братья вышли во двор и присели на скамейку под навесом.
– Ты надолго приехал? – спросил Солта, доставая из кармана четки. – Хотя бы несколько дней побудешь у нас? Или, как обычно, сбежишь рано утром?
Алхаст виновато улыбнулся. Конечно же, он понимал, что заслужил такой упрек со стороны брата. Редким гостем в ауле его вряд ли можно было назвать, но и подолгу он здесь тоже не задерживался.
– Я подумываю не возвращаться уже в город. Хочу остаться в ауле. Здесь мой дом.
– А работа? Ты же не сможешь ездить туда каждый день. Да и машины своей у тебя нет…
– Уволился я, Солта. Да и какая нынче работа. Целыми днями чаи гоняли от безделья… Честное слово, перед самим собой было стыдно туда ходить…
Солта покрутил головой. Со сдержанным, но стойким презрением относился он к городу, особенно в последнее время.
– К какой-то большой беде все это, конечно же, идет… Боюсь, много чего нам придется увидеть и пережить… Людей доводят до отчаяния, будто готовят к чему-то… И у вас там с зарплатами туго?
– Дело даже не в зарплатах, на жизнь заработать можно всегда. Если не на основной работе, то на стороне… Что-то странное, совсем мне непонятное происходит с людьми, будто все разом помешались. Все грязное и мерзкое плодится изо дня в день. Рушится устоявшийся порядок. Честное слово, Солта, я потерял всякие ориентиры, как слепо-глухо-немой… Одни возомнили себя святыми, другие – великими деятелями… Каждый второй предлагает себя на роль предводителя, а то и спасителя нации… Хотя ничего из себя ни те, ни другие, ни третьи не представляют. Только и могут громкими, но всегда пустыми речами пустить пыль в глаза этой серой толпе убогих, которых в свое время Соип-мулла1 обозначил метким словом харданг2… Нашелся даже такой деятель, который объявил свой аул независимым государством, а себя провозгласил его президентом… Я, конечно, понимаю, для чего все это делается, но ведь и другие-то не лучше…До сих пор ждал, не очень, впрочем, надеясь, что ситуация утрясется и какой-то порядок наведут, тем более, что и опускаться-то дальше уже вроде бы некуда. Но нет, с каждым днем все хуже и хуже… Какая-то грязная игра… Я не могу и не хочу участвовать в этом.
Солта с каким-то сожалением и даже бессилием качал головой, слушая брата и продолжая перебирать четки. Слова Алхаста навевали грустные мысли.
– Если камень покатился с горы, – произнес он после долгого молчания, – то его уже не остановить, пока он не достигнет дна ущелья. Всякого, кто попытается это сделать, Алхаст, камень запросто раздавит… Вот и мы катимся куда-то вниз. Остановимся, когда окажемся на самом дне. Да так ударимся при падении, что долго еще будем приходить в себя… если вообще у нас это получится… – Солта вздохнул. – А ты правильно сделал,
