адское. Гронский вынул спичечный коробок и зажег свечи, что стояли в невысоком канделябре. Теплый свет осветил комнату, и я решила осмотреться. Огромное помещение с выходом на балкон поражало изыском: тяжелые шторы с рюшами, удивительная лепнина и колонны, стоящие по обеим сторонам широкой постели. Готика в лучшем ее проявлении. У стены стоял шкаф из темного дерева, а рядом с ним, отражая свечные рефлексы, находилось зеркало с моим отражением. У другой стены покоился стеллаж, с торчащими из него книжными корешками. На столике, возле которого крутился Гронский, лежала разная косметика: тюбики, склянки, крема и парфюмы. Стены были завешаны многочисленной живописью, которая походила на ту, что я видела на первом этаже.
— Мне говорили, что ты пишешь картины, — заговорила я, прикасаясь к холсту. — Это твои работы висят по всей квартире?
— Мои, — Гронский расстегивал рубашку, — я пишу на протяжении многих лет. Всегда восхищался работами Иоганна Генриха Фюсли, Арнольда Беклина, Карла Брюллова. Мне посчастливилось лично познакомиться с этими художниками. К несчастью, они являлись людьми… — огорченно вздохнул он и глянул на меня. — Живопись способна передать тот самый индивидуальный взгляд на мир, что стелется перед взором творца.
Демон оголился и на мощной спине показались рваные шрамы. Накаченное тело было бледным и матовым, словно его обтянули хрупким, каким-то неестественным фарфором. Мне невольно захотелось прикоснуться к нему.
— Мне понравилась картина Карла Брюллова — «Последний день Помпеи», — поддержала я. — В Эрмитаже все работы по-своему интересны, но данное произведение зацепило больше остальных. Есть в ней и эмоции, и чувства… Глядя на нее, я будто лично оказалась там, в трагедии Помпеи!
— Искусство делает людей разумными существами… — демон заливал пятно перекисью. — На протяжении всей истории, человек был непрерывно связан с творчеством, отдавая ему все самое ценное. Музыка, скульптуры, картины и архитектура — все это искусство, которое несет в себе историческую и духовную ценность. Смотря на это, я утопаю в ностальгии по тем эпохам, которые успел застать.
— Ты правильно сказал, искусство делает людей разумными существами… — согласилась я, наблюдая за демоном. — Оно помогает не только чувствовать и оставаться живыми, но и размышлять. Например, почему Джоконда так улыбается?
— Верно, — оглянулся он, — пока люди живо чувствуют, нам есть над чем работать.
— К слову, как вы работаете с людьми? О чем ты говорил, когда упоминал жертв Юры?
Гронский развернулся, выставляя накаченный торс вперед.
— Наша идея в грехе… — начал он, поджигая сигарету. — Нас интересуют темные, скрытые от остальных стороны человеческой личности, что таятся глубоко в душе. Зло не может быть глупым и поверхностным. Одна лишь истина ценна, только в таком случае найдется толк в рабочих действиях, — Гронский наблюдал за мной, просматривая реакцию. — Бесы, такие как Юра, находят стоящих на распутье людей, склоняют к греху и подносят жертву Великому Сатане. Такова их роль, Ксюша.
— Например? — я села на кровать. — Что за люди и жертвы?
— Когда в жизни человека происходит переломный момент, в нем, чаще всего, преобладают две стороны: темная и светлая, — увлеченно рассказывал демон. — Например: есть девушка, который изменил молодой человек. — он артистично вскидывал руки. — Ей тяжело и больно, разум делится на две половины: простить или отомстить? Именно в такие моменты, бес обязан убедить эту девушку в том, что месть — выгодный и, чего греха таить, полезный поступок. Задача беса — превратить сие желание в искренность. Иначе говоря, склонить к греху. После этого, в лучшем случае, девушка перейдет на «темную сторону», продолжая кормить дьявола совершенными позже грехами…
— А в худшем случае? — насторожилась я.
— Жертвы способны убиваться и жалеть о содеянном… — Гронский небрежно махнул рукой. — В ином случае, ее будет разрывать чувство вины, от которого не спрятаться, не убежать! Некоторые особи кончают с собой, а некоторые, старательно пытаясь встать на путь исправления, регулярно посещают церковь.
— Люди кончают с собой из-за мелких пакостей? — хихикнула я.
— Не всем угодна пакость, принцесса, — улыбнулся он. — И поступки бывают разными, вплоть до массовых убийств и совокуплений.
— Люди настолько податливы? Их так легко убедить?
— Люди разные… — демон потушил сигарету. — Кто-то с рвением идет на контакт, а кто-то ни в какую упирается рогами. Как бы то ни было, бесы по своей природе склонны нравится людям, из-за чего им легко манипулировать личностью и ранимой душой. У каждого человека идентичное начало, выливающиеся в различные продолжения, — он вызывающе глянул на меня. — Австрийский художник, в свое время, также общался с бесом, продвигая неплохую идею.
— То есть, ты считаешь, что «жестокость» — неплохая идея?
Гронский подошел к шкафу и начал искать подходящую на замену рубашку, попутно отвечая:
— Изначально, художник хотел продвигать «строгость», нежели «жестокость». Фактически, у него это вышло, но бес, раскрывая потаенные пороки, все-таки склонил его к «жестокости». В то время, нам были необходимы войны и грехи… — он задумался, проводя пальцем по губе. — Представь, что Австрийский художник стал врачом, на прием к которому пришла беременная женщина…
Я расхохоталась.
— Врачом? Ничего смешнее я не слышала!
— Представила? — серьезно спросил демон.
— Допустим…
— На УЗИ выясняется, что у ребенка физические отклонения. При «строгости», женщину отправят на аборт, а при «жестокости» — застрелят. Чувствуешь разницу?
Я лишь кивнула, вникая в эту мысль.
— Иначе говоря, художник мог воспользоваться хирургическим скальпелем, но благодаря нам, в его руках появился топор, которым он унес множество жизней, — Гронский подошел чуть ближе. — Так и с обычными людьми, которые никогда не войдут в историю…
— А чем занимаешься ты? — поинтересовалась я. — Я видела тебя зимой, в баре у Невского проспекта.
— Заинтересуй и истина у ног возляжет… — прошептал он.
— Что?
Гронский накинул черную рубашку и приблизился ко мне, застегивая пуговицы. Его внешность была безупречна. Бархатистая речь звучала словно колыбельная, от которой тянуло в беспробудный сон. Мне хотелось зарыться в его объятиях и утонуть в нем с голой. Скорее всего, на меня так подействовало вино…
— Я связываю людей с Сатаной, — ухмыльнулся демон, — забираю души.
— А нормально забирать душу на глазах у всех? — улыбнулась я.
— Ты ведьма, ввиду этого и смогла меня увидеть. Ничего дурного я не делал, glaub mir!
— Ты меня тогда сильно напугал! Я места себе не находила, считала себя сумасшедшей! — воскликнула я.
— И я прошу извинить меня за это… — Гронский поцеловал мою ладонь.
— Честно, не думала, что ты окажешься таким приятным.
В эту же секунду, за дверью настойчиво мяукнули. Демон отошел от меня и впустил в комнату Гебу. Та, мурлыкая, запрыгнула к нему на руки, сотрясая тяжелой тушкой стоящие на комоде баночки. Гронский присел на кровать, поглаживая черную
