достать книжку и пять листов. — Здесь учебная программа, а здесь тест для учителей.
Митрополит сначала пододвинул к себе листы с тестом и прочел.
— Вадим Борисович, это же и ребенок сделает.
Вадим не ответил, дождался когда Лаврентий перевернул лист. Митрополит взял карандаш со стола и принялся чиркать ответы. Он остановился через десять минут на третьей странице. Пять листов, они же десять страниц тестов — выжимка из методик, которые придумало человечество после цифровых веков изучения психологии, проведения собеседований, наблюдения за людьми в различных условиях. Сам тест состоял из двух частей: письменной и наблюдения. И Вадим наблюдал, за всеми. В голове он постоянно держал папку с личным делом каждого, с кем встречался, где фиксировались вербальные и невербальные реакции человека в различных условиях. Он постоянно оценивал и прогнозировал мир и людей вокруг. Вестники создавались для анализа, планирования и выполнения пунктов плана для достижения конечной цели.
Вся прелесть накопления опыта у вестников раскрылась не сразу. Годы и столетия плодотворной работы служили грубым песком, который убирал шелуху с бриллиантов.
Через час в поместье заглянул дьякон из числа помощников митрополита, но получив ценное указание в матерной форме, скрылся и больше не отвлекал Лаврентия от теста. А он застрял на пятой странице и уже пятнадцать минут нервно чесал голову. Увидев следы крови на пальцах митрополита, Вадим вмешался:
— Ваше высокопреосвященство, по чаю?
— Что? Чаю? — Лаврентий оторвал взгляд от проклятых листков.
— Чаю, с пряниками, — кивнул Вадим.
— А? Да, можно и чаю, с пряниками.
Прежде чем митрополит снова ушел с головой в задачку, Вадим мягко отодвинул тест.
— Не терзайте себя, чаю выпейте — легче станет.
После короткого перерыва на чай, митрополиту действительно полегчало. Он с новыми силами принялся грызть задачку. Второго дыхания хватило ровно до конца шестой страницы. Митрополит из любопытства взглянул, что на десятой странице и как избалованный кот отодвинул его от себя подальше.
— Вадим Борисович, как ЭТО должны решать люди?
— Всем их не нужно решать полностью, — принялся пояснять Вадим, разливая холодненькую настойку, — важны два ключевых момента: как далеко вы смогли зайти и сколько времени ушло. Полностью решить десять страниц за адекватное время по статистике способен только каждый десятитысячный. Но вероятность, чтобы талант такого человека развился, равна один к ста тысячам. Вероятность же получить признание таким человеком где-то один к десяти миллионам.
Митрополит позволил себе вольность и присвистнул.
— А тест, помогает найти таких людей?
— Верно. Ведь его будут проходить не только учителя, но и ученики. Подумайте, что произойдет, если мы научимся находить этого самого десятитысячного? Воспитать и получить, скажем Пифагора.
— Сказки! — митрополит разозлился, он подумал, что Вадим над ним шутит.
— Нет, — Беркутов ответил твердо и без тени улыбки, — Я могу это гарантировать. Как пример можем разобрать вашу работу.
Он указал на тест. Митрополит кивнул. В тесте не существовало правильных ответов, с первой по десятую страницу работал целый комплекс маркеров, которые обычный человек заметить и связать вместе не мог, только если случайно. Хотя в мире Вадим, случайностей не существовало, только неучтенные переменные, как например было с турком. Составленный на основе тестов оценки интеллекта, методик Кэттелла, Йовайши, Люшера и так далее.
— Ну хорошо, как ты их назовешь?
Вадим покрутил в голове неофициальное название «десять страниц боли» и сказал:
— Давайте назовем Духовые листки? Это же именно ВЫ их придумали, — он пододвинул страницы ближе к митрополиту.
— Ну хорошо, только ты скажешь мне ответы на последние вопросы!
— Нет, — Вадим покачал головой, — когда вас спросят, то говорите, что для чистоты учебного процесса никому и никогда не скажете ответов. А для проверки результатов будете отдавать на расшифровку ответов какой-нибудь компании.
— Например, твоей? — усмехнулся Лаврентий.
— Можно и моей, ведь потребуется обрабатывать тысячи тестов, — легко согласился Вадим. Без его личной оценки тестируемого результат останется неполным, даже если кто-то получит метод расшифровки ответов. Более того, он подготовил больше сорока версий теста, чтобы вводить обновления в систему каждые пару лет. Первые же специально не показывали стороннему человеку всей глубины теста. Многие уже сейчас платили состояния, чтобы узнать наклонности, пристрастия и психологический портрет человека. Тест создавался для очень темных времен, когда каждый талантливый человек состоял на счету.
— Полагаю, что нет смысла притрагиваться к программе обучения сейчас? — митрополит положил руку на толстую книгу.
— Почитайте на досуге, — Вадим пожал плечами.
Они говорили о делах, пока в поместье не ворвались встревоженные длительным отсутствием митрополита дьяконы и не увели его. Вадим ложкой раздавил дольку лимона в чашке с чаем и улыбнулся. Полный портрет митрополита уже сложился в целую картину.
* * *
Дверь гостям открыла старушка-ключница доктора Гаазы.
— Шастают всякие, — впустила она чету Волович. Ханна поддерживала Дмитрия за руку, помогая ему перешагнуть порог.
— А доктор принимает?
— Доктор обедает, у вас что-то срочное?
— Да, мы от Вадима Борисовича, — сказала Ханна.
Старушка перекрестилась.
— Проходите, сейчас Федор Петрович подойдет.
Уже на пути к кабинету они услышали женский голос:
— Вот что ты так тяжело вздыхаешь, — и спустя короткую паузу, — а вы, Егерь, не хотите еще чаю?
— Спасибо, э, боярыня?
— Можно просто, Мария Александровна.
— Спасибо, Мария Александровна, но не хочу.
— Мари, сходи, пожалуйста, посмотри, когда закипит чайник.
— Это лишнее, есть слуги, — и после паузы, — ну вот, ты снова тяжело вздыхаешь.
Хана нахмурилась, ей показалось, что с той стороны донесся болезненный стон, но собралась и постучала.
— О, это чай, войдите!
В кабинете доктора помимо операционного стола, стульев для студентов и шкафов с медицинскими инструментами, стояли диванчики для посетителей или гостей доктора. В любом случае именно там сидел Захарченко с привязанной к телу рукой. Он сидел, задрав голову к потолку, и шевелил губами, пока та самая Мари гладила его плечо. В углу кабинета сидел угрюмый человек, по бледному виду которого, Ханна предположила, что он отравился и пришел к доктору за лечением.
— Ханна, Дмитрий! — первым их узнал Михаил, — как я рад вас видеть, это настоящая пытка сидеть здесь, в четырех стенах, да еще и такой… компанией.
Ханна его не поняла, поэтому просто поздоровалась:
— Здравствуйте, вашблогородие!
— Михаил Степанович, сударыня, — хрипло поприветствовал их Дмитрий и сел рядом, вытянув больную ногу.
— Мари, пожалуйста, позовите доктора. Бедный Дмитрий истекает кровью! — переполошился Захарченко и проводил жену взглядом до двери. Он молчал, пока она не скрылась в коридоре, — Дима, родненький, я сейчас на стены полезу!
— Я не понимаю, — признался Волович.
— А что непонятного? — хохотнул в углу Егерь, — еще немного и нам никакой доктор не поможет, пережить заботу мадам Захарченко.
И
