тебя в покое ни на секунду. Единственное спасение — ветер. Но он как будто умер или истратил свою энергию зимой. Мы пытались работать ночью, ведь совсем светло. Но днём невозможно спать — палатки раскаляются, а расстегнуть положок не даёт всё та же вездесущая мошка. Особенно досажает она лошадям. Они смотрят на нас затравленно и жалобно, словно взывая о помощи, и я тайком от Лёвы смазываю их репудином, количество которого почему-то рассчитано только на людей. Совесть моя при этом чиста, потому что Стас мазутой не пользуется — мошка его не трогает- факт поразительный, требующий научных объяснений.
Здесь от реки веет ветерком, и мы вздохнули с облегчением.
Знаешь, удивительное чувство я испытала, увидев издали знакомые контуры палаток, голубой дым и фигурки снующих на обжитом пятачке людей. Тёплая волна омыла моё сердце — как при возвращении домой. Для нас сварен традиционный компот, уже настоявшийся и остуженный в речке. Саша и Яша готовят баньку. Делается это просто: разжигается большущий костёр, в котором раскаляются камни. Потом костёр разбрасывают, а над камнями ставят палатку — и парилка готова.
Говорят; завтра должен быть вертолёт. Значит я отправлю своё послание.
Люблю. Твоя.
_ _ _
09.07.1964 года
Михаил
Забайкалье,
базовый лагерь.
Данусь!
Впервые в жизни я стал предметом всеобщей зависти. Толстых писем здесь не получает никто. Жаль, что я не могу ответить тем же. Бытие наше просто и размерено. Я заключил перемирие с жизнью. Мы не терзаем друг друга, Я прощаю ей мелкие пинки, она не относится всерьёз к моим изменам.
Нельзя сказать, что Сашины букеты оставляют меня равнодушным, но одного взгляда на календарь достаточно, чтобы прийти в равновесие.
Службишка моя меня вполне устраивает. Вначале была небольшая заминка и паника. Закартированные Беловым штоки давали, вопреки всякой логике, отрицательную аномалию. Я многократно проверял расчёты и показания приборов — тела штоков оконтуриваются прекрасно, но картина противоположна ожидаемой. Одним словом, мы побуксовали — работали до изнеможения, а с места не двигались. Всё прояснилось с приездом шефа. Реагировал он бурно и неоднозначно. Вначале обнимал нас (ах вы, шурики, орёлики, мазурики), потом материл, (время идёт, а вы толчётесь на одном месте), потом бил себя по лбу (раздери меня леший на четыре части). Он забыл предупредить нас, что глубинные разломы могут заглушить положительный фон штоков. Уяснив, что всё в порядке, мы воспрянули духом и теперь стремительно двигаемся вперёд. Обнаружили несколько кварц-волъфрамитовых жил. Я припрятал для тебя друзу чистейшего горного хрусталя.
Приборы мои действуют, как часы. Я привязался к ним и ощущаю их, как продолжение самого себя.
Времени свободного, можно сказать, не бывает, да и на кой оно тут? Разве чтоб написать письмишко или побыть с тобой наедине. Последнее получается редко и всегда неожиданно. Ляжешь где-нибудь на траве отдохнуть, запрокинешь голову, и вдруг неизвестно откуда в голубой дымке появляется твоё лицо. Невольно произносишь: Данусь! Приподнимаешься, чтобы получше тебя разглядеть, а тебя уже нет, ты удалилась в свои северные владения — к медведям, куропаткам, а также студентам и московским воришкам. Утром и вечером купаюсь в озере — мы стоим сейчас на его берегу. Озеро холодное, ключевой воды. Коллеги мои его игнорируют, но меня положение обязывает — как-никак готовлюсь к встрече с Севером.
Не сердись за каракули. Они объясняются лежачим положением автора письма и гипнотическим воздействием исподтишка подкравшегося Морфея. Обняв на прощанье мою Данусъ, я отправляюсь в его царство.
_ _ _
11.07.1964 года
Дана
Поле,
выкидной лагерь
Где и когда увидишь ещё, как почти без всякого перехода, без долгого весеннего пробуждения, прямо из-под снега рождается лето — вспыхивает цветами, затопляется зеленью, наполняется запахами, выводками птиц, наливается ягодами, насыщается сочными чистыми красками?
… … …
12.07.1964 года.
Я ещё не написала тебе о происшедших переменах.
Знаешь, какой номер отколол мой Лёня? Он заявил начальству, что не будет ходить со мной в маршруты. Я была огорчена и совершенно ничего не понимала. Казалось, мы прекрасно ладим. Помариновав меня двое суток, Лёня сообщил о причине ультиматума.
— Повеситься с ней можно от тоски, — так, оказывается, охарактеризовал наши маршруты Лёня. — Материться при ней не моги, птичек не убивай, в картишки за обедом не перекинешься…
Перед такой силой аргументации начальник наш устоять, естественно, не мог, и на границе между палатками состоялась процедура обмена помощниками.
В первом же маршруте с начальником партии, решив снять накопившееся от чрезмерно положительной жизни напряжение, Леня забрался на самую высокую сопку и произнёс душераздирающую речь, изобилующую такими сильными выражениями, что, как утверждает Лёва, в радиусе нескольких километров высохли ручьи, выгорел стланик, и вымерло всё живое. Один Лёва уцелел — длительное общение с виртуозами лагерных диалектов выработало у него иммунитет.
Со мной теперь ходит Саша. С ним, конечно, веселее и тяжести я теперь не таскаю, и ягодой объедаюсь, но работать он мне мешает — сосредоточиться невозможно.
… … …
13.07.1964 года
По утрам меня будят посвистыванием и пощёлкиванием бурундучки. А если вдруг они зазеваются, прилетает ворон, садится на ветку стланика и кричит раздражённо:
— Пор-р-ра!
— Пор-р-ра!
… … …
14.07.1964 года
Сегодня мы видели песца, рыженького, с острой простодушной мордочкой и тёмным пушистым хвостом. Я подозреваю, что ходить они вообще не умеют, а только трусят. Так вот, мы сидели, а он трусил мимо нас по противоположному берегу ручья. Несколько раз он взглянул на нас с таким же привычным пренебрежением, с каким смотрел на камни, стланик или траву, и продолжал свой путь. Хвост его располагался горизонтально. Но вот кто-то из нас шевельнулся. Песец остановился, будто что-то до него дошло. Еще секунду он смотрел на нас, а потом вдруг рванулся в сторону, задрав хвост трубой. На бугре он остановился, ещё раз подозрительно на нас глянул и шмыгнул в кусты.
… … …
Среди аргиллитов и мелкозернистых песчаников с редкой, но бесспорной фауной широко распространены межпластовые тела андезитобазалътов и дайки дацитов. Может быть, они вводили в заблуждение прежних исследователей? Лёве, как автору фаунистических находок, спорить против осадочного происхождения пород не с руки, но он утверждает, что их развитие локально — в приподнятом блоке. Между Дятловским и своим участками Лёва провёл тектоническую границу, абсолютно ничем не подтверждённую. Сутину добиться дополнительных геофизических работ не удалось и вряд ли удастся. Значит, необходимо хотя бы несколько дополнительных маршрутов, пересекающих так называемые линии разломов. Надо выкраивать
