4
Покрышкин сидел в глубине своего необъятного кабинета за письменным столом и кончиком карандаша рассеянно ковырялся в ухе. Взгляд его был пустым. На некотором расстоянии от него, за столом совещаний располагались его подчиненные, человек шесть или восемь, я не считал. Один из них что-то монотонно докладывал, делая тягучие паузы. Остальные внимали ему без интереса. Я успел заметить, что молодых среди них не было.
Наше неожиданное вторжение заставило их вздрогнуть. Все головы сразу повернулись к нам. Докладчик прервался на полуслове, и, потеряв дар речи, еще несколько секунд беззвучно открывал и закрывал рот. Стало очень тихо. Я видел вытянувшиеся испуганные лица, прыгающие губы и суетливые руки на столе. Они понимали, что так входят только на уже захваченную территорию. Что им пришел конец.
Храповицкий не дал им прийти в себя.
— Не помешали? — насмешливо спросил он. Никто ему не ответил. Но их страх усилился. И только
Покрышкин, разом подавшись вперед, сверлил нас налитыми кровью бульдожьими глазками. Даже от двери мы слышали его прерывистое сиплое дыхание. Его вставные клыки воинственно торчали наружу.
— На одиннадцать ведь договаривались, — продолжал Храповицкий как ни в чем не бывало. — Так, кажется, Иван Трофимович?
Покрышкин издал какой-то булькающий звук, словно у него перехватило в горле. Храповицкий сделал несколько шагов вперед, не дожидаясь приглашения, с шумом подвинул себе стул и опустился на него, устроившись в конце стола совещаний, ближе к двери. Я последовал его примеру.
— Мы, наверное, пойдем, Иван Трофимыч, — пробормотал кто-то из заместителей Покрышкина. — Как вы думаете? Мы лучше потом... это...
Покрышкин не возразил. Он даже не шелохнулся. Стараясь производить как можно меньше шума, его подчиненные потянулись к двери. Мы остались втроем.
Нас с Покрышкиным разделяло метров десять, не меньше. Он по-прежнему сидел не двигаясь и не мигая. Должно быть, так смотрят на палачей. Храповицкий усмехнулся и закинул ногу на ногу. Я, наоборот, выпрямился, чувствуя одеревенелость в спине. Тяжелая пауза затягивалась, становясь невыносимой. Я не знал, куда себя деть.
Храповицкий протянул руку, взял со стола какой-то отчет, видимо, в спешке забытый кем-то из сотрудников, и принялся его листать. Затем, просмотрев несколько страниц, небрежно швырнул его в сторону. Бросив на Покрышкина скучающий взгляд, он лениво осведомился.
— Так и будем молчать, Иван Трофимович? Или вы хотя бы поздороваетесь?
Наконец Покрышкин открыл рот.
— Ну, здравствуй, Владимир Леонидович, — скрипучим голосом произнес он. — Рассказывай, зачем пришел?
Храповицкий поскреб подбородок.
— Что рассказывать? — сощурив глаза, весело отозвался он. — Новых анекдотов я не слышал. А старые вы, наверное, и так знаете. Зачем я пришел? А черт его знает, зачем пришел! Просили меня, я и пришел.
— Рассказывай, как вы в Москве с губернатором по кремлевским кабинетам бегали, — Покрышкин повысил голос. Его обвислые щеки надулись и опали. — Сколько ты денег за мою голову дал. Как ты со мной дальше собираешься поступать. Добивать будешь? Или, может, все-таки в живых старика оставишь?
Не отвечая, Храповицкий задумчиво наблюдал за ним. Я не понимал, чего хотел от него Покрышкин: бил он на жалость или старался раздразнить шефа, вывести его из равновесия. Да, может быть, он и сам не знал.
— Что ж ты на меня как на покойника смотришь, Владимир Леонидович? — опять вопросил Покрышкин. — Ничего нового все одно не увидишь. Да и живой я пока. И даже вроде как на своем месте сижу. А вот ты, я слышал, в другое место можешь пересесть. С решетками на окошках.
Лицо Храповицкого дернулось. Покрышкину все-таки удалось его зацепить.
— Вы не возражаете, если я закурю? — осведомился Храповицкий. — Андрей, дай-ка мне сигарету. А то я свои забыл.
Протягивая ему пачку и зажигалку, я заметил, что пепельниц в кабинете Покрышкина не было. Но тот смолчал, только задышал тяжелее. Храповицкий затянулся, выпустил дым и продолжил:
— Давайте по делу, Иван Трофимович. Хоть мне всегда приятно вас видеть, но на сей раз я здесь не по своей воле. Да вы это и сами знаете. Меня попросили с вами договориться. Я, собственно, готов. Если вы сегодня не в настроении, мы можем перенести встречу.
— Да брось, Владимир Леонидович, — Покрышкин сделал движение рукой, словно сметал слова Храповицкого как ненужный хлам. — При чем тут мое настроение? С чего это оно тебя волнует? Ты здесь почти что уже хозяином себя чувствуешь! Вон аж сигаркой задымил.
Его последняя фраза прозвучала как-то беспомощно. Храповицкий улыбнулся.
— Вы из меня прямо какого-то людоеда делаете, — примирительно заметил он.
— А ты и есть людоед! — твердо возразил Покрышкин. — Живоглот! Живых людей со свету сживаешь!
Улыбка Храповицкого стала кривой.
— Вот как? — коротко отозвался он. — Ну что ж, не буду спорить. Обидеть меня вы все равно не можете. Я ведь обиду только от равных принимаю. А ровней я вас себе, вы уж извините, не считаю. Так что уж лучше бы вам воздержаться от эмоций. И меня послушать.
— Слушаю, — просипел Покрышкин. — Диктуй свои условия.
Храповицкий вздохнул, словно весь разговор ему уже изрядно надоел.
— Да, — не спеша подтвердил он. — Я здесь хозяин. Это вы правильно заметили. И условия мои простые. Я предлагаю следующее. Вы остаетесь председателем совета директоров. И я вам сохраняю долю в прибыли. Не очень большую, — добавил он с иронией. — Процентика три. Заметьте, от прибыли, а не с оборота. Полагаю, что на жизнь вам вполне хватит.
Это была оплеуха. Покрышкин побагровел.
— Да мне и меньше хватит! — пролаял он. — У меня же замашек твоих нет. Тем более что и жить-то мне не так уж много осталось. А слышь, Владимир Леонидович, мне вот что интересно. Ты ведь, наверное, за деньги кого хочешь продашь. Хоть мать, хоть жену, хоть детей своих? Так? И еще я знаешь о чем думаю? А Громобоеву, благодетелю своему бывшему, который тебя в начальники из дерьма вытащил, ты тоже три процентика обещал? Перед тем как на помойку его выкинуть? Или это только мне такая честь?
Храповицкий вскочил как ужаленный. Вся его напускная небрежность сразу слетела. Несколькими прыжками он пересек кабинет и остановился перед Покрышкиным, бледный, с горящими от ярости глазами и румянцем на худых щеках.
— Что? — с угрозой процедил он, сжимая кулаки. — Что ты сказал? Откуда меня вытащили?
Покрышкин сидел, не двигаясь и не отводя взгляда. И вдруг он усмехнулся.
— А ты думал, я перед тобой на брюхе ползать буду? Я думал, что Храповицкий сейчас его ударит. Но он не ударил.
— Я тебя раздавлю! — прошипел он в лицо Покрышкину. — Как таракана раздавлю!
