class="z1" alt="" src="images/img_3"/>
ВИНСЕНТ ПАХ ЛАДАНОМ, запах был чистым и старым одновременно, элегантным, как сохранившиеся лепестки роз. Он напоминал мне об очень дорогих вещах, к которым не стоит прикасаться, но также напоминал о безопасности. Мой отец, в своей странной манере, был и тем, и другим — далеким и привычным.
Винсент редко прикасался ко мне. Но сейчас он схватил меня за плечи и поднял вверх, крепко держа меня, пока я стряхивала с себя помутнение рассудка.
— О чем, во имя Матери, ты думала?
У меня разболелась голова. Я потерла глаза и снова открыла их, чтобы увидеть Винсента, смотрящего прямо в мои, серебристо-ледяные глаза.
Он сильно встряхнул меня один раз.
— Никогда не делай этого. Никогда. Сколько раз я тебе это говорил?
Он всегда был спокойным и сдержанным, но я умела читать своего отца. Это были редкие моменты, когда его страх за меня проскальзывал сквозь его неизменный стоицизм, и это потрясало меня до глубины души. Мне было всего одиннадцать лет. Винсент был началом и концом того, что я знала. Когда он боялся, я была в ужасе.
Я посмотрела на балкон сверху.
— Я просто пыталась забраться…
— Никогда не делай этого. — Он схватил мое запястье и поднял его, как бы подчеркивая. Его длинные пальцы легко обхватили мою руку. — Ты знаешь, насколько хрупки твои кости? Как быстро рвется твоя кожа? Этому миру было бы так легко забрать тебя навсегда. Не давай ему повода.
Моя челюсть была сжата, глаза горели. Истина слов отца тяжелым грузом лежала у меня в животе, наливаясь свинцом от смущения.
Конечно же, он был прав.
Я видела, как Винсент прыгнул с того самого балкона и улетел в ночь. Я видела, как он падал дальше и приземлялся на ноги без единой царапины.
Но Винсент был вампиром, а я — человеком. Он был силен, а я слаба.
— Я понимаю, — сказала я.
У меня всегда плохо получалось скрывать свои эмоции. Лицо Винсента смягчилось. Он опустил мою руку и коснулся моего лица.
— Ты слишком ценна, чтобы тебя забрала такая обыденная опасность, моя маленькая змейка, — мягко сказал он. — Как бы я хотел, чтобы все было иначе.
Я кивнула. Даже будучи маленькой я знала, что уязвленная гордость лучше, чем израненное тело. Лучше быть пристыженным и живым, чем самоуверенным и мертвым.
— А теперь готовься ко сну, — сказал он, отпустив меня и поднявшись, затем он повернулся к своему креслу, стоявшему у двойных дверей. — Ты на пятьдесят второй главе истории, если я правильно помню. Сегодня вечером мы прочтем еще две, прежде чем ты уснешь.
— Да, Винсент, — сказала я, благодарная за то, что он дал мне возможность произвести на него впечатление в учебе после моей неловкой оплошности. Я встала и сделала несколько шагов по направлению в библиотеку.
Затем…
Что-то кольнуло меня в затылке. Странное осознание реальности, которая не совпадала.
Осознание того, что эта библиотека находится не на этом этаже.
Что я читала истории, когда мне было четырнадцать, а не десять.
Что Винсент был…
Моя грудь сжалась. Дыхание сбилось в легких.
— Нам не обязательно смотреть на это, маленькая змейка, — раздался позади меня голос Винсента.
Так нежно.
Так грустно.
Но правда есть правда. Мне пришлось столкнуться с ней лицом к лицу.
Я медленно повернулась. Винсент сидел в кресле, на его коленях лежала книга, свет камина играл на знакомых плоскостях его лица, на губах появилась скорбная улыбка.
Я так хорошо знала это лицо.
Теперь я отчаянно цеплялась за каждый его угол, как будто хотела, чтобы он не ускользал от меня.
— Ты мертв, — сказала я.
Мой голос теперь принадлежал моему взрослому «я», а не той версии себя тринадцатилетней давности.
— Да, — сказал он. — Боюсь, что да.
Мои плечи поднимались и опускались все быстрее. Эмоции пылали в моей груди, поглощая все на своем пути.
Моя скорбь по нему.
Моя любовь к нему.
Моя ненависть к нему.
Мой гнев.
Мое замешательство.
Все это пронеслось во мне одновременно, было слишком много диких и противоречивых мыслей, слишком много слов, которые я не могла сформировать на языке, приклеенном к нёбу, прижатым зубами и стиснутой так сильно, что она дрожала.
Он поднялся, не сводя с меня глаз.
— Все в порядке, маленькая змейка, — прошептал он. — Спроси меня. Спроси меня, что ты хочешь знать.
Я открыла рот.
— ПРОСНИСЬ, Орайя. Проснись.
Страх. В этом голосе был страх. Я узнала страх раньше, чем слова.
Сильный страх, тот, который был обратной стороной глубокой привязанности.
Моя голова раскалывалась. Все тело болело.
Я открыла глаза. Надо мной, в обрамлении звездного неба, склонился Райн. Он выдохнул с видимым облегчением.
— Ужасно много заботы для того, кто сбросил меня с крыши здания, — сказала я.
Его выдох превратился в усмешку.
— Я бы не позволил тебе упасть. — Он одарил меня улыбкой. — Но я знал, что ты тоже не позволишь себе упасть.
— Как долго я…
— Всего на пару минут. Ты серьезно ударилась.
Я и чувствовала себя так. Меня кружило настолько, что, когда Райн предложил мне руку, я действительно взяла ее и поднялась. Я чувствовала себя… странно, словно весь мой организм находился в дисбалансе. Я увидела что-то краем глаза и повернулась, и он издал приглушенный стон, рывком отскочив в сторону, уворачиваясь.
— Осторожнее с этими штуками.
Я повернула шею, чтобы посмотреть на них.
Мои крылья.
Я могла только мельком увидеть их, и, хотя я чувствовала их присутствие на своей спине, я изо всех сил пыталась напрячь мышцы, чтобы пошевелить ими.
Но даже мельком…
Я уставилась на них в потрясении. В молчании.
Это были крылья Винсента. Без перьев, как и все хиаджские крылья. Кожа была темнее ночи, как будто черный свет свернулся и погас в них. Когти были серебристо-белыми, словно капли лунного света. И…
И у меня были оттенки красного цвета. Знак Наследника хиаджского рода.
Яркий, кроваво-красный, словно стекающий по крылу нежными полосками, собирающийся по краям и вдоль их контура.
Я попыталась пошевелить ими и сделала это рывком, что, я уверена, выглядело нелепо.
Крылья.
Мои крылья.
Я повернулась вокруг своей оси, пытаясь получше рассмотреть их, сузив глаза, словно с любого ракурса могла бы обнаружить дефект, который выдаст мою галлюцинацию.
Нет. Они были настоящими.
У меня кружилась голова.
— Спокойно, — тихо сказал Райн. — Потребуется минута, чтобы привыкнуть к ним.
Он говорил так мягко, с таким знающим спокойствием. Он тоже, как я поняла,
