и медленно, нехотя, двинулась за мужчиной.
Оснований не доверять Аластару Мэдроузу у меня не было. Да и не скормит же он меня этим тварям, в конце концов. Он и сам рискует, приближаясь к столпившимся вокруг полигона хищникам.
На наше приближение бестиаллии отреагировали усилившимся ревом и нескрываемой агрессией. Она читалась в каждом движении, в каждой напрягшейся мышце и оскаленной пасти. В уставившихся на нас покрасневших глазах. Ближайший к нам волколак с силой оттолкнулся от земли и с утробным ревом бросился на барьер. Я только и успела, что вскрикнуть и испуганно отшатнуться. Волколак врезался в невидимую стену – в месте столкновения появилась едва заметная радужная рябь – и рухнул вниз. Тряхнул ушибленной башкой. Но вместо того чтобы уйти, смирившись с поражением, продолжил атаковать, создавая на поверхности короткие разноцветные вспышки. Остальные бестиаллии – иглогривы, змеезубы, корноухи – делали то же самое. Таранили стену раз за разом в надежде, что прочная преграда наконец-то даст брешь.
– Зачем они это делают? – спросила я.
Помимо страха я испытывала странное чувство жалости к диким зверям. Им было больно, они скулили, разбивали головы в кровь, но все равно продолжали нападать.
– Они обезумели, – сухо сообщил ректор. – Другого объяснения я не нахожу.
– Черная плесень? – догадалась я.
– Думаю, да, – кивнул господин Мэдроуз. – Мы думали, что выжгли всю заразу, но, к сожалению, это не так. Проникший в академию чащобник заражен той же гадостью.
– И что же теперь делать? – выдохнула я. – Как же их вылечить? И уничтожить аномалию? Мы ведь не можем сидеть сложа руки. Червоточина наверняка разрастается.
Я не ждала, что ректор ответит что-то определенное на мои вопросы. Вряд ли за тот короткий срок, что я спала, преподаватели успели что-то придумать. Иначе бы они давно воплотили это в жизнь, и мы бы не стояли сейчас перед сворой обезумевших бестиаллий. Но ректор ответил вообще не то, что я ожидала услышать.
– Признаться честно, меня сейчас больше волнует другой вопрос…
Аластар Мэдроуз сделал несколько шагов вперед, приблизившись вплотную к прозрачной преграде – теперь, посмотрев чуть под углом, я смогла различить легкое мерцание на ее поверхности – и постучал костяшками пальцев по барьеру.
– Что делать с этим?
– В каком смысле? – Я обвела взглядом барьер.
Сейчас он казался мне спасением, без защиты дикие звери давно бы нас разорвали.
– В прямом смысле. Барьер смыкается куполом над всей академией. Мы проверили. В нем нет брешей ни на земле, ни в воздухе.
Я непонимающе дернула головой, силясь понять, куда клонит мужчина. Сейчас мне было ясно лишь одно: если барьер защищает нас и сверху, то никакие багряные кровососы или огромные черные вараги не смогут напасть на академию с воздуха.
– И… Это ведь хорошо? Не так ли?
– Никто не может проникнуть на территорию академии с той стороны. Но и мы, в свою очередь, не можем выбраться наружу.
Ректор оперся на невидимую стену плечом, а волколак на той стороне буквально обезумел. Скреб когтями то самое место, где облокотился мужчина, а потом и вовсе притерся щекой, пытаясь ухватить зубами, но вместо этого оставлял слюнявые следы на прозрачной, словно стекло, поверхности.
– Что, совсем-совсем не можем? – уточнила я, лелея слабую надежду, что мне показалось. Быть может, господин Мэдроуз вздумал немного пошутить? Не может же быть такого, что мы наглухо замурованы в стенах Маджериума?
А меж тем ректор спокойным, буквально будничным тоном продолжил:
– Запасов еды и воды в академии хватит в лучшем случае на пару недель. Все средства связи с внешним миром, в том числе почтовые коробки, не работают. Да, мы совсем-совсем не можем выйти за барьер.
– Ох! – Я все еще не могла поверить в услышанное. – И что же теперь делать? Может, есть какой-то пароль или специальное заклинание, чтобы открыть проход на ту сторону?
– А вот это я хотел спросить у тебя.
– А при чем тут я? – непонимающе моргнула.
– При том, что этот купол создала ты, Изабель.
* * *
– Даже не знаю, Легран, ругать тебя или хвалить.
Мы с капитаном Байроном стояли на том самом злополучном козырьке на крыше здания, откуда я увидела приближающихся к границам академии тварей.
Ректор Мэдроуз на верхотуру со мной не полез, негоже мужчине в его летах и при его статусе лазить по крышам. Зато капитан Байрон был совершенно не прочь «прогуляться». Так что из надежных рук ректора меня передали в не менее надежные руки наставника. А уже спустя несколько минут мы с ним стояли на каменном выступе и дружно пялились на начертанные под ногами руны.
Отсюда открывался отличный вид на академию, полигон загонщиков и граничащий с ним Зачарованный лес. Теперь, при ярком свете дня, я еще острее почувствовала масштаб нависшей над академией угрозы. Хищные бестиаллии буквально облепили защитный периметр. Больше всего их было рядом с корпусом загонщиков, но отдельные группы зверей разгуливали и вблизи корпуса целителей, а за башней менталистов я четко различила двух чащобников, хоть те и пытались слиться с кронами деревьев.
– С одной стороны, если бы не твой купол, даже не представляю, что бы осталось от академии после нападения этих… – капитан кивнул на столпившихся у барьера бестиаллий, – тварей. А с другой стороны… Вот скажи мне, кто учил тебя рисовать такие руны? Вот кто? Руки бы ему оторвать!
Капитан выразительно постучал подошвой ботинка по начертанным на каменных плитах символам. Я опустилась на колени и тронула рукой знакомые знаки. Сомнений не было – их рисовала я. Уж это я помнила. Но никак не ожидала, что из моего заклинания выйдет столь сильное защитное поле. А еще… я с ужасом поняла, что допустила ошибку.
Самый первый знак, тот, что символизирует барьер, – круг в круге. Он был начертан неверно. Внутренний круг полагалось рисовать с разрывом, а внешний цельным. Я же по ошибке или по неосторожности замкнула оба контура. И, по всей видимости, это ошибка стала роковой. Иначе как объяснить тот факт, что купол не выпускает никого наружу?
– Я ошиблась, – произнесла сдавленно. И послюнявив палец, попыталась стереть часть белой надписи. Но, не смотря на то что рисовала я обычным мелком, стереть линию не получилось. Она словно намертво впиталась в камень, став его неотъемлемой частью.
– Не пытайся, – оборвал меня наставник, когда я принялась тереть усерднее. – Мы чего только не пробовали. Руны не стереть и не исправить. Теперь они – часть этого здания и часть Маджериума.
– Но как же так? – Я в сердцах стукнула раскрытой ладонью по каменным плитам. – Должен быть какой-то способ!
– Угу… Найдешь, сразу расскажи, – сарказма в голосе наставника было хоть ложкой черпай.
Впрочем, глупо было ждать от Джеймса Байрона чего-то иного. Он всегда был прямолинеен и никогда не стеснялся в выражениях, даже несмотря на
