11. Трагедия любви(1566-1567)
Любовь Марии Стюарт к Босуэлу – одна из самых примечательных в истории;дошедшие до нас предания об античных и иных прославленных любовниках едва липревосходят ее в силе и неистовстве. Огненным языком взмывает она до пурпурныхвысот экстаза, до сумрачных зон преступления, растекаясь мятущейся лавой. Нокогда чувства так раскалены, наивно было бы подводить к ним мерку логики иразума – ведь таким безудержным влечениям свойственно и проявляться неразумно.Страсть, как болезнь, нельзя осуждать, нельзя и оправдывать; можно толькоописывать ее с все новым изумлением и невольной дрожью пред извечныммогуществом стихий, которые как в природе, так и в человеке внезапноразражаются вспышками грозы. Ибо страсть подобного наивысшего напряжениянеподвластна тому, кого она поражает: всеми своими проявлениями и последствиямиона выходит за пределы его сознательной жизни и как бы бушует над его головой,ускользая от чувства ответственности. Подходить с меркой морали к одержимомустрастью столь же нелепо, как если бы мы вздумали привлечь к ответу вулкан илиналожить взыскание на грозу. Но точно так же и Мария Стюарт в пору еедушевно-чувственной порабощенности не несет вины за свои деяния – безрассудныепоступки отнюдь не вяжутся с ее обычным, нормальным, скорее уравновешеннымповедением; все, что она ни делает, происходит словно в дурмане чувств и дажепротив ее воли. С закрытыми глазами, пораженная глухотой, бредет она, точносомнамбула, влекомая магнетической силой по предначертанному пути преступленияи гибели. Недоступная увещанию, недосягаемая зову, она очнется лишь тогда,когда пламя, клекочущее в ее крови, пожрет себя, – очнется вся выгоревшая,опустошенная. Кто однажды прошел через это горнило, в том испепелено всеживое.
Ибо никогда страсть столь чрезмерная не повторяется у одного человека. Каквзрыв уничтожает всю взрывчатку, так подобное извержение страсти – всегда инавсегда – сжигает весь наличный запас чувств. Не более полугода длится у МарииСтюарт белый накал экстаза. Но за столь короткий срок душа ее в своемнеустанном порывании и напряжении проходит через такие огненные бури, чтостановится лишь тенью этого безмерного сияния. Как иные поэты (Рембо), иныемузыканты (Масканьи)[49]исчерпывают себя водном гениальном творении и поникают, бессильные, ошеломленные, так иныеженщины в едином взрыве страсти расточают весь свой любовный потенциал, вместотого чтобы, как свойственно более уравновешенным, обывательским натурам,растянуть его на годы и годы. Словно в вытяжке, вкушают они любовь целой жизни;безоглядно бросаются такие женщины – эти гении саморасточительства – в пучинустрасти, откуда нет спасения, нет возврата. Для такой любви – а ее поистинеможно назвать героической, поскольку она презирает страх и смерть, – МарияСтюарт может служить истинным образцом, она, изведавшая одну только страсть, ноисчерпавшая ее до конца – до саморастворения и саморазрушения.
С первого взгляда может показаться странным, что стихийная страсть,внушенная Марии Стюарт Босуэлом, следует чуть ли не по пятам за ее увлечениемГенри Дарнлеем. А между тем ничто не может быть естественнее и закономернее.Как всякое великое искусство, любовь требует изучения, испытания и проверки.Всегда или почти всегда, как мы это видим и в искусстве, первый опыт далек отсовершенства; непреходящий закон науки о душе гласит, что большая страсть почтинеизменно предполагает малую в качестве предшествующей ступеньки. Гениальныйсердцевед Шекспир блистательно раскрыл это в своих творениях. Быть может, самыймастерский мотив его бессмертной трагедии любви состоит в том, что начинаетсяона не внезапным пробуждением чувства у Ромео к Джульетте (как начал бы менееталантливый художник и психолог), а с его будто бы не идущей к делувлюбленности в некую Розалинду. Заблуждение сердца здесь нарочито предпосланожгучей правде, как некое предсостояние, как полусознательное ученичество напути к высокому мастерству; Шекспир на этом ярком примере показывает, что нетпознания без его предвосхищения, нет страсти без предвкушения страсти и чтопрежде, чем вознести свое сияние в бесконечность, чувство должно было ужеоднажды воспламениться и вспыхнуть. Только потому, что все в душе у Ромеонапряжено до крайности, что его сильная и страстная натура настроена настрасть, дремлющая воля к любви – сначала беспомощно и слепо – хватается запервый попавшийся повод, за случайно подвернувшуюся Розалинду, чтобы потом,когда он прозреет глазами и душой, сменить полулюбовь на любовь полную,Розалинду на Джульетту. Так и Мария Стюарт еще незрячею душой устремлена кДарнлею, потому что, молодой и красивый, он попался ей в нужную минуту. Новялое его дыхание бессильно раздуть жар в ее крови. Этим слабым искоркам недано вымахнуть в небо экстаза, ни выгореть, ни даже вспыхнуть ярко. Они лишьтлеют под пеплом и дымом, возбуждая чувства и обманывая душу, – мучительноесостояние подспудного горения при заглушенном огне. Когда же появился настоящийобъект, тот, кому предстояло избавить ее от этой пытки, кто дал воздух и пищуполузадушенному огню, багряный сноп взвился ввысь так, что небу стало жарко.Как сердечная склонность к Розалинде бесследно растворяется в подлинной страстиРомео к Джульетте, так и чувственное увлечение Дарнлеем сменяется у МарииСтюарт пламенной, всесокрушающей любовью к Босуэлу. Ибо смысл и назначениевсякой последующей любви в том, что она питается и усиливается своимипредшественницами. Все то, что человек лишь предугадывал в любви, становитсядействительностью в настоящей страсти.
Историю любви Марии Стюарт к Босуэлу раскрывают нам источники двоякого рода:во-первых, записки современников, хроники и официальные документы; во-вторых,серия дошедших до нас писем и стихов, по преданию, написанных самой королевой;и то и другое, как отклики внешнего мира, так и исповедь души, сходитсяточь-в-точь. И все же те, кто считает, будто память Марии Стюарт во имяпоследующих соображений морали надо всячески защищать от обвинений в страсти,от которой сама она, кстати, никогда не отпиралась, отказываются признатьподлинность писем и стихов. Они начисто перечеркивают их, как якобы подложные,отрицая за ними всякое историческое значение. С точки зрения процессуальногоправа, у них есть для этого основание. Дело в том, что письма и сонеты МарииСтюарт дошли до нас только в переводах, с возможными искажениями. Подлинникиисчезли, и нет никакой надежды когда-нибудь их найти, так как автографы, иначеговоря, конечное, неопровержимое доказательство, были в свое время уничтожены,и даже известно кем. Едва взойдя на престол, Иаков I предал огню все этибумаги, порочащие с обывательской точки зрения женскую честь его матери. С тойпоры насчет так называемых «писем из ларца» идет ожесточенный спор, в полноймере отражающий ту предвзятость суждений, которою отчасти из религиозных,отчасти из националистических побуждений проникнута вся известная намлитература о Марии Стюарт; непредвзятому биографу тем более важно взвесить вседоводы и контрдоводы в этом споре. Однако его заключения осуждены оставатьсяличными, субъективными, так как единственное научно и юридически правомочноедоказательство, заключающееся в предъявлении автографов, отсутствует и оподлинности писем, как в положительном, так и в отрицательном смысле, можноговорить лишь на основании логических и психологических домыслов.
