Гордый сидел в мыльной воде, обняв колени. Он взглянул на Лорелею, и от беспросветного отчаяния в красивых печальных глазах Ворона у нее дрогнуло сердце.
– Мать мне чужая, младших братьев я совсем не знаю, – продолжал Гордый. – Ее я ненавижу, а они мне неприятны, я ничего не чувствую к ним – кровь молчит. Роланд был мне настоящим братом, но он погиб в сражении, а я нет. Почему? Я не гожусь для переговоров, не гожусь быть лордом и сидеть за столом с королем, не гожусь для интриг. Меня воспитали гвардейцем, мое место в армии, на поле боя, но эта война оказалась совсем не такой, как пишут в книгах по стратегии, и вот я здесь, один, и… не знаю, что мне делать.
Гордый замолчал. Его охватил мучительный стыд за свое внезапное откровение. Лицо его побледнело, губы шевелились, словно договаривая невысказанное.
– Жизнь вообще не такая, как нам бы хотелось, – сухо ответила Лорелея. – У тебя теперь есть я. Брес ценил меня не только за искусство убивать. Можешь говорить со мной. Мне тоже, знаешь ли, особо некому излить душу. Мы должны быть заодно, во всяком случае, пока не выберемся отсюда.
Помолчав, Гордый произнес:
– Брес доверял тебе, но вот ты здесь.
– Брес никогда не доверял мне по-настоящему, пожала плечами телохранительница. – По-настоящему мне доверял Дун Диар, и пока я его охраняла, все у него было хорошо. Я даже помогала ему вести счета, не говоря уже о постели. Но Дун Диар меня продал, как сторожевую собаку. Что стоило ему головы. Тебе стоит мне доверять, если не хочешь остаться в полном одиночестве.
– Что мне делать? – обреченно спросил Гордый, положив подбородок на бортик бадьи.
– Вылезти отсюда, пока вода совсем не остыла, – ответила Лорелея, поднимаясь со стула. – Завтра пойдем к Аэрину. Держись спокойно и приветливо, как и положено на переговорах. Если его ответ тебе не понравится, скажешь, что тебе нужно время подумать.
– Тогда выйди, чтобы я мог вылезти, – улыбнулся Гордый, глядя на нее снизу вверх. Густые длинные ресницы оттеняли его синие, как полевые цветы, глаза. Мокрые пряди красиво обрамляли бледное лицо. – Или хочешь остаться? Раз уж мы решили, что я тебе доверяю.
– Нет, спасибо, – холодно отказалась Лорелея. – Насмотрелась, пока ты валялся в лихорадке в замке… Ничего интересного.
Она развернулась и вышла из комнаты, бесшумно прикрыв дверь. Гордый смотрел ей вслед, сам не замечая, как расплывается в широкой улыбке.
* * *
В зале было душно. Аэрин восседал на троне, разбирая тяжбы вассалов. Гордый стоял в сторонке, не сводя глаз со второго трона, где красовалась Морриган. За плечом королевны стоял красивый светлоглазый блондин и что– то нежно шептал ей, наклонившись. Морриган негромко смеялась, прикрывая рот ладонью, глаза ее весело блестели. Казалось, она не обращает внимания ни на что вокруг. Блондин тоже не сводил с нее глаз, словно они были наедине.
Лорелея видела, что Гордый кипит от ярости, ревности и унижения, но держит свои чувства в узде. Она прониклась к Ворону невольным уважением. Лорелея прекрасно знала, каково это – гореть заживо на глазах у всех, сохраняя невозмутимость – и понимала, сколько душевных сил тут требуется.
Прием уже подходил к концу, когда лорд-распорядитель выкрикнул наконец на весь зал имя Гордого и цель его посольства.
– Да, да, – похлопал по подлокотникам трона Аэрин.
Ворон вышел вперед и встал перед троном. Король разглядывал его, прищурившись. Видно было, что происходящее его откровенно забавляет. Морриган на миг оторвалась от своего поклонника и тоже впилась взглядом в Гордого. На ее красивых губах проступила нехорошая усмешка.
– Я, вслед за моим покойным отцом, всегда с большим почтением относился к лордам Воронам и Серым горам, – произнес Аэрин. – Помочь соседу в трудную минуту – святой долг каждого. Конечно же, я продам вам столько зерна, сколько потребуется.
Гордый изумленно и обрадованно улыбнулся.
– По три золотых за мешок, – закончил Аэрин и широко улыбнулся в ответ.
Улыбка Гордого погасла, а рука Лорелеи стиснула бы рукоять меча, если бы его не отобрали при входе во дворец.
– Три золотых монеты? – переспросил Гордый. Мешок зерна по цене чистокровной лошади?
– Времена суровые, – притворно вздохнул Аэрин. Не следовало бы вообще запасы продавать, тем более что у нас скоро… одно событие, неважно. Словом, хотите – покупайте, хотите – нет. Я не принуждаю.
Аэрин откинулся на спинку трона и улыбнулся сестре. Гордый выпрямился, на его щеках проступил яркий румянец.
– Это намного дороже, чем мы ожидали, – медленно произнес он.
Лорелее захотелось закрыть глаза, поддавшись минутной слабости – не смотреть на то, что сейчас случится. Повлиять на происходящее она никак не могла, Ворон смотрел только на короля – она не могла подать ему даже знака глазами.
– Вороны вроде не нищие, древний знатный род, поднял бровь Аэрин. – Я думал, Твердыня может себе позволить заплатить за зерно.
– Может, – дернул челюстью Ворон. – Но сначала нам надо посоветоваться. Возможно, мы возьмем меньше, чем собирались. Хотя… – Ворон на мгновение замолчал, улыбнувшись так широко и добродушно, что придворные вокруг тоже невольно заулыбались. – Я столько сберег тут на домах веселья, что могу себе позволить переплатить за хлеб.
Гордый повернулся к Морриган. Взгляд его синих глаз был пуст и холоден. В зале воцарилась тишина.
– Хотя, если подумать, не так уж много я сберег, добавил Гордый. – Но большего оно и не стоит. Бывал я у шлюх получше. И подороже.
Король Аэрин изменился в лице.
– Ваше Величество, вечером я пришлю в замок своего человека сказать, сколько мы можем взять зерна. Не стоит злоупотреблять нуждой соседей, тем более, когда они тебя так заботливо привечали.
Гордый скользнул взглядом фигуру Морриган, словно раздевая ее глазами, поклонился красивым придворным поклоном, развернулся на каблуках и стремительно пошел прочь из зала.
Лорелея догнала его почти у самого выхода из дворца. – Что ты натворил? – телохранительница в ярости схватила Ворона за рукав.
– Убери руки!
Ворон вырвался и пошел еще быстрее.
– Этот дурацкий поступок может нам дорого обойтись! – выкрикнула Лорелея. – Намного дороже зерна, гори оно огнем!
Они уже спустились по дворцовым ступеням и шли по широкой дороге, посыпанной песком. Гордый остановился и бешеными глазами взглянул на Лорелею.
– Не тебе мне указывать! – рявкнул он. – Если уж взялась изображать из себя мою собаку, то не гавкай, когда не просят!
Они с ненавистью уставились друг на друга, и тут впервые в жизни Лорелея почувствовала, что не в силах себя сдерживать.
– Да! – прошипела она. – Я – твоя собака. Как до того была собакой Дун Диара, а потом Бреса. Служу и не гавкаю. Привыкла уже, что могут кнутом высечь. Если не послушаюсь. Охотничья собака – вот кто я. Но я думала, что хотя бы ты будешь относиться ко мне как к человеку. Что хотя бы с тобой я перестану убивать по команде «взять» и смогу… быть собой!
