– Почему ваши воины не убьют его? – не отставала Лорелея, подбрасывая на руке кошель.
– Как его убьешь? – зашипел торговец, наваливаясь грудью на прилавок. – Ты представляешь себе вообще, что это такое – дракон?!
– Летающая ящерица, – пожала плечами Лорелея. Если, например, взять утяжеленные копья и хорошенько смазать отравой, то…
Лорелея осекалась, когда поняла, что торговец смотрит на нее, как на деревенскую дурочку, пускающую слюни и лопочущую о своей скорой свадьбе.
– Сто лет назад, в позапрошлое Прибытие, тридцать лучших рыцарей королевства поехали убивать дракона, чтобы спасти невесту, – сказал торговец. – Не вернулся ни один. Вместо них прилетел дракон и сжег башню Солнца на королевском дворце. А заодно спалил целый квартал. С тех пор особым королевским указом запрещены любые попытки убить дракона. Больше никто не хочет рисковать. Проще отдать одну девушку, чем отскребать от мостовой обугленные трупы сотен. Еще что-то брать будешь?
Лорелея не ответила. Кошель упал в протянутую руку. Бакстер помог телохранительнице взвалить на спину набитый доверху тяжелый мешок. Мальчишка порывался понести все сам, но Лорелея рявкнула, что ей не хватает нагрузок, и он отвязался.
Бакстер взял с прилавка куриную голову и кинул ее Хвату. Пес обрадовался, но бросаться на угощение не стал, а вопросительно взглянул на хозяйку. Та поморщилась, однако кивнула, разрешая.
По пути с рынка Лорелея опять не выдержала:
– Кто в здравом уме согласится отдать свою дочь или сестру огнедышащей твари?
– Тот, кому прикажет король, – буркнул мальчишка. – Королю всяко проще отдать знатную девушку, чем с бунтом в городе дело иметь.
– А с бунтом знати?
– Если взять дочь не особо влиятельного человека, бунта не будет. Остальные будут радоваться, что не их дочерей берут.
– Трусы, – скривила губы Лорелея.
На лбу у нее выступил пот. Она шагала, чуть сгибаясь под тяжестью мешка и мрачно смотря куда-то за горизонт. – Поганая страна, где живых людей отдают летающим гадам, – сказала Лорелея. – Скорей бы уже убраться отсюда!
– Сам только о том и мечтаю, – вздохнул мальчишка. – Но дело все тянется. Что это наш горный господин такой злой вчера из дворца примчался?
– Боюсь, что постель королевны для него жестковата оказалась, – угрюмо ответила наемница.
Бакстер покосился не нее, но ничего не ответил.
* * *
Гордый Ворон с удобством устроился в огромной бадье с горячей водой, откинулся назад и теперь думал, уставившись в потолок. Надо было идти к Аэрину и требовать ответа на вопрос о зерне. Но согласие Аэрина зависело от расположения его сестры к посланцам Серых гор, а расположение это растаяло, словно снег по весне – все из-за того, что Гордый не смог удержать злые слова и смирить свою мужскую гордость. Четвертый Ворон прикрыл глаза и пожелал, чтобы все оказалось дурным сном. Чтобы он проснулся в казармах. Чтобы Роланд, как обычно, едва не выломав дверь, ввалился в его комнату и похохатывая, начал рассказывать о ночной гулянке в доме радости.
Воспоминания заставили Гордого улыбнулся. Сон сковывал тело, знакомые лица проступали в памяти все отчетливей, прошлое затягивало, полудрема – не сон и не явь – создавала миражи, рисовала картины того, что могло бы быть, но не сбылось.
Гордый вздрогнул от громкого стука в дверь.
– Да? – спросил он охрипшим голосом.
– Там из дворца посланный прибыл, – раздался голос Лорелеи.
– Что?
Гордый уселся в бадье, опершись рукой о бортик, словно собирался выпрыгнуть.
– Какой посланный?
– Обычный, – мрачно ответила Лорелея. – Выйти можешь? Что мы через дверь орем-то?
– Зайди! – потребовал Гордый, забыв о том, что сидит голый в воде.
Дверь распахнулась. Увидев Гордого в бадье, телохранительница уставилась на него во все глаза и тут же отвернулась.
– Где посланный?
– Ушел уже, просто передал, что завтра король Аэрин соизволит выслушать твою просьбу на утреннем приеме.
Гордый молчал, навалившись грудью на бортик бадьи. Вода колыхалась вокруг него с еле слышным плеском. Мокрые волосы прилипли к голове.
– Думаю, зерна нам не продадут, – наконец нехотя произнес Ворон.
Лорелея взяла тяжелый стул и оседлала его на мужской манер. Гордый положил скрещенные руки на бортик и угрюмо уставился в пол.
– Что у тебя вышло с королевной? – строго спросила Лорелея.
Гордый поднял на нее глаза и процедил сквозь зубы:
– Сама знаешь.
– У меня нет привычки подслушивать под дверью спальни, – разозлилась Лорелея. – А сейчас речь не о твоих любовных забавах, а об успехе всего похода. Что у тебя с ней вышло?
Гордый скривился и отвернулся. В отсветах свечей на его коже тускло блестели капли воды. Лорелея невольно задержала взгляд на красиво очерченных мускулистых плечах Ворона.
– Я слишком увлекся, – медленно, мучительно подбирая слова и все больше и больше краснея, принялся объяснять Гордый. – Вообразил, что Морриган могла бы стать моей невестой. Она – сестра короля, и кто знает, вдруг мать согласилась бы… Но…
– Но она берет в свою постель всех, кто ей приглянется, и над твоим щедрым предложением она только посмеялась, – договорила за него Лорелея.
Гордый молча опустил голову, спутанные волосы упали ему на лицо.
– Я бы сказала, – осторожно начала Лорелея, – что разумно будет свести все к веселой интрижке и продолжать ваши шалости до тех пор, пока Аэрин не продаст нам зерно.
– Он не продаст, – глухо ответил Гордый, по– прежнему прячась за волосами. – Морриган плевать на зерно и на меня. Ей просто нужна была приманка. Она играет со мной, как со своей собачкой. Водит костью перед носом, а потом прячет и смеется.
– Так подыграй ей, – перебила Лорелея, нахмурившись. – Тебе ж не жениться теперь. Сейчас надо думать о…
Телохранительница осеклась. Гордый выпрямился, вскинул голову. Лицо его переменилось, глаза горели.
– Я воин и мужчина! – рявкнул Ворон. – И не собираюсь унижаться перед… Да кем бы она ни была! Никому не позволено обманывать доверие влюбленного! Я уже говорил тебе, что в меня влюблялись многие девушки и замужние дамы, но я ни разу не воспользовался чувствами ни одной из них! Я соглашался на веселую ночь с леди, если она просто хотела порезвиться за спиной у мужа, но никогда не спал с теми, кто готов был потерять ради любви все! Подлость – давать ложную надежду и смеяться над тем, у кого сердце разрывается.
Гордый сжал голову руками, словно она у него болела, и отвернулся.
– Я часто ходил в дома веселья, думал, так честно – платишь и получаешь женщину, для нее это работа и никаких чувств, – снова заговорил он. – Но одна из них влюбилась в меня. Я даже сам не догадался, мне Роланд подсказал. Она просила, чтобы я приходил только к ней, и говорила, что ей не нужны деньги, но я не хотел ей лгать. Принес ей свое месячное жалованье и сказал, что больше не приду. Было столько слез, она кричала… Бежала за мной босая, ее поймали другие женщины, все это было так отвратительно! Но я ничего никогда ей не обещал, и Роланд поддержал меня. Роланд всегда меня поддерживал. Мы были почти как братья, он всегда говорил, что если бы у меня была сестра или у него, то мы бы породнились, и шутил, что даже на моей матери согласился бы жениться. А теперь Роланд мертв, и Старший тоже. Я не дружил с ним, но все же он вел себя как брат, старался присматривать за мной, и я мог поговорить с ним. А теперь у меня никого нет, и поговорить не с кем.
