Книга Сердце Рароха - Элли Флорес

— Это конь-огонь. Мы на нем и прилетели к тебе, — молвил князь.

Вырчаевич вновь басовито заурчал, а хвост снес соседние кустики черемухи.

— Пр-равильно, молодец. Ладно, вторая посложнее будет. Ни толст, ни худ, а весит сто пуд, глаза златые, ушки меховые, любит песенки петь да на печке сидеть, кто это?

— Это же ты, Мурислав Вырчаевич, — догадалась Весняна. Ей уже не мерещилась гибель, наоборот, так и тянула подойти и погладить кота-воркота по шелковому боку. Небось, теплый да пушистый, рука утонет. — Песенку я б спела, да некогда нам, может, на обратном пути…

— Мур-р, умница девка, справилась, — урчание стало оглушительным. И внезапно стихло, как отрезало. Зеленые глазищи сощурились в бритвенно-узкие щелки, а усы дрогнули. — Что ж, третью я для приличия загадаю по-настоящему. А ты, Агаевич, не лезь, ты мне приятель, и заботу твою понимаю, однако чести стража ронять не хочу! Ответьте мне, баженятки-котятки, что быстрее всего, сильнее всего, тяжелее всего и легче всего? И не тяните там!

Беломир схватился за голову, в которую с бешеной скоростью лезли бесчисленные ответы. Вышата и Гуляй все еще были потрясены и испуганы, помощи от них ждать не приходилось. Весняна задумалась тоже, но по ее дыханию князь понял — не справится она с такой загадкою.

А потом встало перед незрячими глазами лицо Радимиры, как живое — усталое, родное, прекрасное. Открылись ее уста, зашевелились губы, и, как в тумане, повторил слова матери Беломир:

— Быстрее всего — слово. Сильнее всего — любовь. Тяжелее всего — позор. А легче всего… Легче всего, великий страж, утратить себя. Ибо слаб человек, и если не глядит он сразу и в прошлое, и в будущее, то обречен совершать одни и те же ошибки.

Бабай Агаевич топнул ногой и подпрыгнул в своей обычной манере там, где стоял.

— Выиграл! Выиграл-таки, князюшка, истинно говорю — такому и править не стыдно, и судьей быть! А теперь живо бегите к тому камню, сейчас проход откроется, и прыгайте туда разом!

Беломир уже не слушал продолжение — схватив Весю покрепче за руку, он помчался к камню по указке Рароха, а за ним помчались Вышата и Гуляй.

И не успели они занести ноги над белым сверкающим кругом, в котором плавала теплая дымка, как сзади раздался оглушительный рев Мурислава:

— Вя-я-я-у-у-у!!! Есть хочу-у-у-у!!! На охоту пойду-у-у!!!

И мимо уха Вышаты пролетел кусок расщепленной березки-страдалицы, отчего он заорал благим матом и толкнул Гуляя в проход первым. А вторым и третьей стали князь с Весняной.

Все заволокло белым туманом, и четверо баженят с неудержимыми воплями стали падать куда-то вниз и одновременно вверх.

* * *

Гуляй открыл глаза и застонал, потому что ослепительный солнечный свет ударил прямо в зрачки. Перевернувшись на живот и прищурившись, он приподнялся, пополз куда-то на карачках и остановился только потому, что ударился лбом обо что-то очень острое.

— Твою налево! — вырвалось у него, и ноги вместе с руками стремительно стали проваливаться в осыпающийся вниз песок. — Помогите-е-е!

В миг, когда плечи оказались уже на уровне края внезапно образовавшейся ямы, три пары рук остановили падение и дружно вытащили гибнущего скомороха обратно, на твердую сухую почву.

— Ты бы хоть смотрел, куда прешь, друже, — укорил Вышата, вытаскивая изо лба и снимая с рыжих волос приятеля шипы длиною с мужской палец. — Ведь и убиться так недолго, ну!

— Какое там… смотреть, — Гуляй открыл глаза и увидел наконец препятствие — стену из каких-то жестких колючих веток, а рядом ту самую яму, куда все еще тек струйкой песок. — Тут и шести пар глаз не хватит, экие дива дивные повсюду!

— Ничего, привыкнешь, — откликнулся названный правитель. Он сидел на песчаном холмике, оберегая пока не пришедшую в себя любимую. — Приди в себя! Я слышу шум моря, и Рарох тоже говорит, что впереди оно лежит. Там остров должен быть с Яснодубом и оружием, которое необходимо для схватки с Велиславом и его приспешниками. Веся, родная, голова еще кружится? Болит что?

— Мне уже лучше, — Весняна сморщилась, мягко отвела от себя руки князя, облизнула сухие губы и осмотрелась. — Водицы бы хоть глоточек…

— Бери мою флягу, — тут же протянул ей вещицу князь, — и пей понемногу, мелкими глоточками. Иначе стошнит, и пользы не будет. И вы попейте, ребятушки. Нам идти еще порядком, версты примерно три, а то и три с половиной.

Вышата проморгался и вдруг ткнул пальцем вбок:

— Или я с ума сошел. Или… Это не твоего Рароха вижу в небе? Яркий какой… Чистый огонь.

Все задрали головы. А Вышата уже снова моргал и тер глаза кулаками. Ибо на этой чужой земле, саженях в трех от путников, мирно сидели рядком трое остальных духов — белый петух Похвист, синий ящер Вылник и желтый медведь Пажич. Последний, приметив взгляд хозяина, мотнул тяжелой башкой и, зевнув во всю пасть, почесался задней лапой.

— Ничего удивительного, что вы их видите. Это же их дом — неявь, — сказал Беломир. — Главное, чтобы нас отсюда не выкинуло ненароком еще до того, как мы придем к цели… Приведите себя в порядок и еще посидите, спешка тоже к хорошему не приведет.

Отдых был кратким, и четверка баженят направилась далее, по песчаным волнам, среди которых то там, то сям торчали низкие уродливые кустики и колючие зонтики — то ли цветы засохшие, то ли не выросшие деревья.

Вода закончилась очень скоро, и каждый шаг стал мукой мученской. Вдали маячила тонкая голубая полоска, даже запах моря чуялся, но боги словно бы издевались над путниками — сколько бы они не шагали, ближе цель не становилась.

— Погодите-ка, вижу что-то похожее на колодец! — Гуляй встрепенулся, как хохлатая птица-пустынка перед заветным источником, и ускорил шаг. — Точно, он самый! Ребята, давайте, напьемся и дойдем, как люди!

В голове Весняны все слиплось в кашу, густую и противную, как та, что она неловко варила в детстве братику и себе. Что-то было не то с этим колодцем… О чем-то они забыли… О важном…

Гуляй уже добежал и крутил ручку ворота, гремя цепью и облизываясь от нетерпения. Старая каменная закраина, поросшая мхом, выглядела совершенно обычно, но тело Весняны вдруг стало наполняться той неприятной холодной пустотой, что одолевала после ее испытания в Мшанке. Она утерла пот с лица и вскрикнула:

— Стой! Да стой же, дурачина, помнишь Доброгоста?

Беломир уже прыгнул и схватил скомороха за руки, тот