Книга Сердце Рароха - Элли Флорес

— А что ж нам делать, дедушка? — хмуро вопросил Вышата. — Только идти вперед, как и сказала сестрица Весняна Осьминишна. И надеяться на лучшее.

— Ожидая худшего, надейся на лучшее, ага, ага, — закивал Бабай, и вдруг усмехнулся и потер ладони, будто приняв непростое решение. — Значит, так, гостюшки разлюбезные. Чтобы насолить этому лапотнику Милютичу, провожу я вас лично к Вырчаевичу и прослежу, чтобы испытание шло честно. Но! Отвечать за вас я не смогу никак, уж простите старика, не положено второго стража объегоривать.

— Мы сами, — заверила его Весняна, и взяла поднявшегося князя за руку. — Правда, Беломир?

— Истинно, сами, а коли не справимся, что ж, плохо нас готовили в храме, — твердо вымолвил тот.

— От молодцы, от умнички, — жрец прицокнул, и табуретка за его спиной нервно подпрыгнула, подлетела в воздух и плавно приземлилась набок. — Ох, всегда после хорошего обеда ошибаюсь… Вот, теперь порядочек. Конь-огонь, а ну стань к избушке передом, к лесу задом!

И тут же со стороны входа раздалось громкое конское ржание, напоминавшее почему-то скрип сломанной калитки.

Гуляй, первым выскочивший наружу по грубо сколоченной лесенке, протер глаза руками, но зрелище никуда не пропало. Вышата встал рядом, сплюнул и вопросил:

— Вы же не хотите сказать, что мы поедем в неявь на… НА ЭТОМ?

Беломир выслушал наблюдательного Рароха и сдержал смех. Не отпуская похолодевшей руки баженянки, спокойно прошел к вызванному жрецом конику и погладил его по резной здоровенной морде и по пушистой гриве из чесаного лыка.

— Садитесь уже, други, пора нам.

А потом, показывая всем пример, влез по приставленной лестнице на широченную спину, усаженную удобными спаренными креслами.

Конь-огонь, весь из дерева, стоял смирно и только легонько поскрипывал что-то жалобное — видно, стар был, и не слишком хотел в дорогу отправляться.

Когда все уселись и по приказу жреца пристегнулись ремнями, конь-огонь скрипнул в последний раз, потом загудел, зажужжал и…

Взлетел в очистившееся от туч осеннее небо. Плавно, по красивой дуге — а после взял курс опять-таки на восток, туда, где извечно всходит лик Огнесвета, дарящее жизнь и любовь солнце.

Глава 16

Весняна прижималась плечом к Беломиру и потрясенно смотрела, как проносятся где-то далеко внизу зеленые мохнатые волны, как птицы чиркают туда-сюда, а впереди маячила широкая спина что-то бурчащего Бабая Агаевича — он сел возницею аж на шее деревянного коня, спустил ноги и из-под козырька руки оглядывал воздушное пространство.

Вышата из последних сил боролся с тошнотой, как и Гуляй, последний вообще зажмурился от ужаса и шептал что-то вроде «Чур, чур, чур меня, укрепи дурного коня!». К счастью, полет длился недолго, и сели они так же плавно. Едва очутившись на твердой земле, Гуляй сполз и пошел на подламывающихся ногах куда-то вбок, к ближайшим елочкам, где и отдал природе замечательное бабай-агаевское угощение. Вышата сочувственно хлопал приятеля по спине и сам дышал через раз, боясь тоже опозориться.

— Эка, слабоваты желудки у них, — только и отметил Агаевич, скосившись на баженят. — Ну да у меня в первый полет тоже так было, не страшно… Что ж, вот и земляночка Вырчаевича.

Собиравшаяся было задать множество вопросов про коня Весняна поглядела в указанную сторону и замерла. Хорошо, что Беломир был рядом — опростоволосилась бы, завизжав от ужаса и сбежав в кусты.

Жрец-страж не солгал. Мурислав Вырчаевич действительно был величиной с дом, солидный такой, как у мерзавца казначея. И сейчас кот-воркот возлежал перед своей «земляночкой» соответствующих размеров и вылизывал правую переднюю лапищу с превеликим усердием и тщательностью. Закончив, он зевнул.

— Ой, — слабо сказал кто-то сзади. Весняна по голосу опознала Вышату. — Что-то мне это… Нехорошо. Пойду к Гуляю, поблюю чуток…

Пасть у Вырчаевича зияла алой пропастью, в которой шевелился длинный, с бревно, розовый язык. Зубы же были белы и остры, и их было… Много. Даже слишком.

— Стоять, — приказал Вышате Беломир. — Ты же у нас со всеми зверями находишь общий язык, так? Вот и найди… С ним.

Вышата поглядел на князя, как на умалишенного.

— Княже, хоть ты меня на куски режь — разве это животное? Это ж… Это…

И тут Вырчаевич прекратил зевать и сказал низким протяжным голосом:

— Кто я, по-твоему, Вышата Златанович? М-м-м?

— Ты… Э-э… Ты просто милаха с усов до кончика хвоста, — нашелся таки с ответом спрошенный. И, улыбаясь натужно и криво, попятился к безопасным елочкам.

Огромные зеленые глаза сверкнули, ноздри дрогнули, и сраженные баженята увидели, как кот-воркот умильно кладет голову на передние лапы и урчит басом на весь окрестный лес.

Весняна поняла, что кому-то снова нужно говорить о деле, и рискнула сделать шаг вперед. Получилось, правда, не слишком: коленки дрожали, и только теплая рука любимого не давала потерять лицо.

— Здрав буди, добрый Мурислав Вырчаевич, — начала она, и кот-воркот немедленно сосредоточился на ней. — Мы к тебе по важному делу. Пропусти нас, пожалуйста, в неявь, к Яснодубу сияющему. Не погуби, смилуйся, иначе и княжество наше падет, и вся земля навеки сгинет с людьми и зверями неповинными.

— Мр-р-р, не вы пер-рвые, не вы последние об этом просите. Ответ же у меня для всех один: коли отгадаете три загадки, пущу, нет — съем!

Сказано это было обворожительным голосом, который, не принадлежи он такому чудищу, мог бы посоперничать с лучшими песенниками Сольского княжества. И Весняна могла поклясться, что кот-воркот улыбался в длинные усы.

Сердце ее ушло в пятки, и вовсе не фигурально. Рядом напрягся Беломир. Одно неосторожное слово или движение, и они…

— Ты это, погодь со съедением, братец, — возмутился Бабай. — Я их не для того к тебе вез. Тут такое дело — лиходей Милютич, лапотник-неумеха, затеял Темный круг вызывать в явь, а ты знаешь, чем это чревато. Потому прошу — спрашивай их не шибко строго, а так… Ну сам знаешь, о чем я.

Кот-воркот выдохнул, и до баженят донесся душок сырой рыбы. Князь попытался дышать ртом, остальные зажали носы, даже не пытаясь выглядеть вежливыми.

— Хорошо, братец Бабай, я тебя понял. Что ж, для разминки вот вам первая загадка. — Хвост Мурислава стукнул по земле, и молодая осинка пала, как скошенная дубиною. — Землею взрощен, сердца не имеет, постучишь — не лягнет, но высоко летает. Что это?

Беломир поднял руку, показывая, что готов отвечать. Вышата безнадежно покачал головой