помогаешь по дому… просто скажи мне, что не так?
Такой каталог мелких пренебрежений. Он задается вопросом, сколько всего мог бы перечислить сам, будет ли у списка конец.
– Все в порядке. – Он бросает кости, двигает фишку по доске. – Извини.
На лице матери проступает нечто среднее между возмущением и весельем. Часто она так делает – создает новую эмоцию, чтобы показать, через что он ее заставляет пройти.
– За что ты извиняешься?
– Не знаю, – честно признается Джейкоб.
– Ну тогда не извиняйся.
– Не злись, пожалуйста.
– Я? Злюсь? Я волнуюсь за тебя, и только!
Скрип инвалидной коляски Джозефа эхом разносится по коридору. Рейчел толкает ее по пандусу, и через несколько мгновений они уже в его комнате. Старшие брат и сестра глядят на него с улыбками, хвастаясь безупречно белыми зубами и до блеска вылизанными губами.
Какое зрелище представляет собой сейчас эта троица! Стоят, как ловчие с сетью, как будто он вот-вот попытается улизнуть из комнаты. Бет остается сидеть в шкафу – листает книжку с правилами; она так и не научилась оформлять залог собственности. Тут Джейкоб отворачивается от игровой доски и встает – низенький мальчишка, едва ли сильно выше своего брата в инвалидном кресле.
– Что ты прячешь в шкафу, Третий? – спрашивает Джозеф, такой же сдержанный, но безмерно уверенный в себе, как и всегда. Нагловатый. – Порножурналы, видать?
Это засада.
Джейкоб переводит взгляд на сестру. Она упирается ногой в ковер, не заступая ни на дюйм более на его территорию. Джозеф хмурится, но ничего не говорит, не подкатывает к нему поближе на своих колесах. Они с Рейчел – как единое целое, и теперь она все чаще его контролирует.
А вот и папа.
Аура Элизабет становится такой мощной, такой осязаемой позади него. В глубокой тьме Джозеф-из-Сейчас пристально смотрит на Джозефа-из-Тогда, зная, что с ним – и со всем семейством, что собралось вокруг него, – вскорости произойдет. Папа ничем помочь не сможет. Никого не отговорит.
Мертвая Элизабет шипит мальчику в ухо, в ее злых детских глазах сгущается мрак.
– Я люблю тебя, – говорит она. – А они – нет. Никто из них никогда не понимал тебя и впредь не поймет. Даже эта глупая взрослая женщина, которая думает, что может спасти тебя. Только я.
Папа заходит в комнату.
В нем нет ни достоинства, ни силы. Его не хочется задобрить, ему не тянет выказать уважение, перед ним даже не страшно. Эта версия его отца, кажется, знает даже, что вот-вот произойдет, как будто он уже много раз переживал эти события – и неизменно умирал в конце.
– В чем дело? – спрашивает он, уже зная ответы.
– Взгляни-ка, – говорит ему мама, указывая на видимый угол игровой доски. – Твой сын сидит у шкафа и сам с собой играет в «Монополию».
Не сыскать в тот момент более вымученной и неживой вещи, чем папина улыбка.
– Ага. И что?
– «И что»?! Это все, что ты можешь сказать?
– А в чем, собственно, проблема?
Рейчел, стоящая за инвалидной коляской, наклоняется вперед. Ее руки медленно скользят вниз по плечам Джозефа, к его груди, и едва заметным движением она щиплет его соски. Она хочет проверить, как далеко сможет зайти на виду у родителей. Кончик языка торчит у нее из уголка рта.
Откинув подбородок назад, уперев руки в бока, мать закатывает глаза.
– Это ты всего неделю назад сказал…
– Я знаю, что я сказал.
– …что мы не наняли детям хороших репетиторов, и что скоро их пошлют сдавать тесты в министерство образования, и что теперь, когда он взялся подражать тебе как автору, больше шансов…
– Хватит, – в один голос говорят Джейкоб и папа, после чего переглядываются – в некотором изумлении.
– …что это затворничество, или как ты там это называешь, причинит ему вред. Боже мой, иногда я слышу, как он всю ночь напролет говорит сам с собой!
– Прости, мам, – вворачивает Джейкоб.
– Перестань извиняться! – кричит она, затем снова поворачивается к отцу. – Говорю тебе, надо выбраться отсюда хоть ненадолго. Мы все страдаем от изоляции, мы все больше замыкаемся в себе. Давай вернемся на время в город, поживем немного там. Что думаешь? Да хоть вот прямо сейчас. Поехали?
Кивая, как если бы полное согласие между ними было достигнуто, папа рявкает:
– Нет, никуда мы не поедем!
Джозеф сжимает подлокотники своего кресла до белизны в пальцах и переводит напряженный взгляд с матери на отца. Рейчел убирает руки с его груди и прячет их за спину. Кажется, достаточно единственной искры, чтобы накаленная атмосфера комнаты рванула почище всякой пороховой бочки.
Папа смотрит на Джейкоба и спрашивает:
– Ты этого хочешь? Хочешь уехать со Стоунтроу, сынок?
– Нет, папа.
Бет усмехается – в прошлом. В настоящем она шепчет ему на ухо одно-единственное слово: любовь. Конечно, Джейкоб любил отца и его работу. Он хотел как лучше, а вышло – как всегда.
Мама поднимает руки, признавая капитуляцию. Ее взгляд по-детски озадаченный – она будто ждет, что кто-нибудь объяснит ей, почему привычный быт рассыпается на глазах.
– Джейкоб, я только подумала… тебе может понравиться ходить в школу с другими детьми твоего возраста. Ты многое упускаешь, правда. Осенью начинается новая четверть у младшеклассников. Думаю, пора учиться как все.
А Рейчел ни с того ни с сего спрашивает:
– У тебя воображаемая подружка, да? Она хорошенькая, Третий?
Джейкоб исследует лицо сестры на предмет иронии – но, как ни странно, не находит таковой. Опять же, ясно, что она любит его, и он не может смириться с этим. Как много она знает, и чувствует ли она жгучую ревность под сердцем при мысли о том, что между ней и вторым братом встал кто-то еще? Он стискивает зубы, его голос – ровный, как грифельная доска.
– Да, Рейчел. Она очень красивая.
– Понятное дело, если она – твоя.
Папа смотрит на Джейкоба, отчего-то резко переменяясь в лице. Он обходит кровать и пытается заглянуть в шкаф, но широкие плечи Джозефа мешают ему. Взволнованная мама беспокойно переминается с ноги на ногу, Джейкоб ерзает все больше и больше.
– Какая она, сынок?
– Очень милая, – честно отвечает Джейкоб.
Его отец делает еще один осторожный шаг вперед и прочищает горло.
– Джейк… а что на ней надето?
– Платье.
– Какого цвета?
С папой явно что-то происходит, и Джейкоб, поворачиваясь, смотрит на него.
– Почему ты спрашиваешь?
– Скажи мне, оно желтое?
– Айзек, что на тебя нашло? – упрекает мама папу.
У Джейкоба холодеют пятки, живот сжимается в болезненном спазме.
Папа знает. Но откуда?
Самое время поговорить о секретах –
