Дорогая Полин… Ему вдруг показалось, что это уже было, что однажды он точно так же стоял на коленях перед кроватью. Ну да, конечно, и не раз. Но на кровати лежала Полин. Дорогая, бесценная, хрупкая девочка Полин… В такой же занюханной гостинице, на такой же древней кровати… И потом, в той маленькой квартирке на рю Пердонне. Какая радость светилась в ее глазах, когда он появлялся на пороге. Он был счастлив! Безумно счастлив! А она?
Она тоже!.. И там, и в большом настоящем доме окнами на Булонский лес. Каждый день, каждую ночь они были счастливы, мир существовал только для них двоих!.. Но куда это все подевалось? Как же это произошло? Когда?
В тот миг, когда миниатюрная вагонетка унесла его и Эдит в подземелье бутафорской пещеры ужасов. В темноту. Но ужасы оказались настоящими… Он отхлебнул еще коньяка и помахал рукой перед глазами, поскольку слишком явственно увидел сейчас ту, залитую солнцем зеленую траву и Полин на ней, — в волосах просвечивает солнце, темно-зеленый шелк струится по коленям… Сказочная принцесса с ароматным затылком… Но во что потом превратилась эта сказочная принцесса?! В монстра!
Неужели такими же вырастут его дочки? Ну и пусть! Он все равно теперь этого уже никогда не узнает! Пусть сделаются хоть шлюхами, ему все равно!
Его дочери — шлюхи?.. Боже, такого не должно быть! Он убьет каждого, кто обидит, даже только попытается обмануть, обидеть, попользоваться его маленькими женщинами…
Проклятье! Этот полицейский прав! Тысячу раз прав! Гнусный, ханжеский старикашка! Например, отец Полин имеет полное право прикончить Мишеля. И отец Мадлен, и отец Эдит, и по большому счету даже папаша той бело-розовой, избитой им шлюхи-блондинки… Лучше бы сержант сразу пристрелил Мишеля! Это же невозможно! Впрочем, у Эдит-то как раз и нет никакого родителя. Может, поэтому она такая стерва, что ее папаше было наплевать на нее?
Да Мишель просто не имеет права уходить из жизни! Но как жить дальше? Как? Зная, что столько отцов очень даже имеют право расправиться с ним… Нет, конечно, с точки зрения юриспруденции это было бы предумышленное убийство, самосуд с их стороны. Но если по-человечески…
Тем более лучше раз и навсегда покончить со всем. Не думать, не переживать, а просто — раз, и погасла иллюминация!
«Дорогая Полин. Я не могу жить дальше. Не имею права. Позаботься о наших детях. Воспитай девочек такими…» — Он задумался, прихлебывая коньяк. Коньяк делают из винограда…
«…какой была ты. Помнишь, как мы встретились среди виноградников? И чуть не уехали в Марсель…»
«Ты в Марселе?» — спросила жена в тот день, когда он наглотался транквилизаторов у бело-розовой шлюхи, которую накануне чуть не избил до смерти.
«Мишель, пожалуйста, не надо, Мишель!» — умоляла блондинка, а он хлестал ее кнутом…
Боже! А если какой-то мерзавец отхлестает так его дочку?.. Прав старик полицейский, тысячу раз прав. Но с Полин-то он всегда был исключительно нежен! Особенно когда внезапно приезжал среди дня, разгоряченный после общения с Эдит. А если будущий муж его дочери тоже, недотрахавшись с любовницей, будет так же безнаказанно, в той же стремительной последовательности — из кровати в кровать — утолять свою жажду? Или, когда его дочь будет ждать ребенка, ее муж из самых благих побуждений воздержится от секса с ней, но под предлогом мнимой женитьбы заведет себе кроткую бесплатную дурочку вроде Мадлен? Или, наоборот, одна из его дочерей окажется на ее месте?..
«Дорогая Полин. Я — мерзавец, подонок, подлец, негодяй. Такие не должны жить! Не имеют права. Но я не родился таким, а стал из-за тебя. Прощай. Я все равно всегда любил тебя…» — Нет, так тоже плохо. Пошло, выспренно. Мишель отшвырнул календарный лист, мягко спланировавший на пол. Он проследил за его полетом, отхлебнул из бутылки, беспомощно сожалея, что опять придется начинать заново.
— Заново, заново, — заплетающимся языком повторил он вслух. — Все нужно начинать заново…
И тут его осенило! Он все начнет с Полин заново! Зачем уходить из жизни, бросая девчонок на произвол судьбы, если все можно начать заново! Просто с чистого листа. Не мучиться от воспоминаний, не размышлять, когда, почему, из-за чего или из-за кого все так скверно, а просто заново!
Он самый лучший отец! Самый верный и самый единственный! Надо прямо сейчас позвонить Полин и сказать все это! Но в номере нет даже телефона, а его мобильный остался в машине. Так это и к лучшему! Нужно подготовиться к разговору, набросать тезисы — как для речи в суде. Прихлебывая коньяк, Мишель начал радостно составлять «речь».
Глава 16, в которой наступило лето
За это время у моих девчонок выросли зубы, по два у Жюльет и Мадлен и целых четыре — у Эдит. А я похудела до своих юношеских габаритов. Но совсем не потому, что через полтора месяца, когда кончилось молоко, я тут же занялась диетами и физкультурой… А просто, когда у детей растут зубы, у троих детей, и все побочные кошмарные события — понос, рвота, температура — происходят в тройных масштабах и одновременно, не похудеть, даже если рядом верная Мадлен, нежный сын и приходящая Мари, невозможно!
— Знаете, мадам, — как-то заметила Мари, — может, и хорошо, что ваш муж в Марселе. Он не вынес бы таких ночей!
— Так вот в чем дело! — хмыкнул Селестен. — А я-то думаю, чего он там застрял?
В отличие от Мари, наш сын прекрасно знал, где сейчас его родитель. Знала я, знала Мадо и матушка Анжели. Все. Для остальных мсье Сарди находился в командировке в Марселе.
Матушка Анжели явилась на третий день после его исчезновения и странно посмотрела на Мадо.
— Это же его любовница! Как ты могла ее оставить?
— Могла, — сказала я. Мы уединились в кухне и пили чай. — Она хороший человек и хорошая няня. Вы от Мишеля?
— Да. Он рассказал мне все. Твой муж очень страдает.
— Ну и?
— Как это «ну и»? Мишель хочет вернуться.
— Мог бы сам сказать мне об этом. Зачем присылать парламентера?
— Он не может. Но хочет начать все сначала!
— Так вернуться или начать все сначала?
— Я тебя не понимаю. Что ему передать? Он может вернуться?
— Нет. Но над предложением начать все сначала я подумаю.
— А ты не подашь на развод?
— Над этим я поразмышляю тоже. Но он может начинать.
— Начинать что? Я опять тебя не понимаю. Мне казалось, что мы только-только нашли общий язык. А ты снова за старое. — Анжели была искренне расстроена.
— Так и передайте: он может начинать. Мишель поймет, в отличие от вас. — На жалость в тот момент я была неспособна.
— А я могу посидеть с внучками?
— Посидите.
— Ну и гордячка же ты, Полин! А Селестен знает?
— Что именно? — Она застала меня врасплох! Но я тут же предложила позвать его и рассказать правду. Без подробностей.
