— Отлично. Я как раз в твоих краях, так что давай увидимся через час в «Тихой гавани». Знаешь местечко, на берегу реки?
— Найду, — отвечает рвано Лютый, а сам не может перестать думать о том, какое же чудесное место для встречи подобрал Серов. Потому что, если только подтвердится, что тот угрожал его дочери, он утопит его собственноручно прямо в этом чертовом тихом местечке.
— Тогда жду.
Лютый сбрасывает звонок и невидящим взглядом смотрит вдаль.
— Что случилось? — тут же обеспокоенно интересуется Палый.
— Серов звонил.
Мужчина присвистывает и на всякий случай уточняет:
— Сам?
— Как видишь. Сейчас поеду на встречу.
— Погоди, Лютый, тебе не кажется это подозрительным? Что если это ловушка? Мы его найти не могли все это время, а тут он внезапно объявляется и сам встречу назначает! Тут что-то нечисто!
— Думаешь я сам этого не понимаю? — раздраженно огрызается Лютый и сухо командует, — Кто тут вооружен?
— Все, босс.
— Тогда трое едут со мной.
— Лютый, давай мы все поедем, как есть? Он тебя сам пригласил, даже место назначил — неспроста это, — резонно замечает Палый.
— Делай, как сказано. Бери троих лучших и в машину, — приказывает он и быстрым шагом направляется к машине.
Эта встреча должна все прояснить. И если окажется, что все это время Серов пытается похитить его дочь, то она точно станет последней. Для самого Серова.
Соня
— Все нормально?
Голос Бритого вырывает из невеселых раздумий, и я потерянно вскидываю голову. Вижу, что он смотрит на меня через зеркало заднего вида и вымученно улыбаюсь:
— Просто за Лесю переживаю, — говорю я частично правду.
— Да? — с сомнением уточняет мужчина.
— Угу.
— Ты с нашей последней встречи как-то… похудела что ли. Осунулась.
— Да? Я и не заметила.
— Ага. И еще как-то повзрослела что ли. Такая печальная. Совсем не похожа на ту девчонку, что от меня яростно отбивалась, — неловко шутит он.
— Ну прости, — хмыкаю невесело.
— Все устаканится, девочка. Поверь мне, чего человек только не может пережить, — уже без полушутливого тона говорит он.
— Всё может?
— Всё, — кивает Бритый серьезно, не заметив иронии в моем голосе, — Лютый пережил смерть жены, я — смерть ребенка. Каждый рано или поздно проходит через такие потери.
— Ты… что? — ошарашенно переспрашиваю я.
— Ага, — спокойно подтверждает Бритый и поясняет, — Остановка сердца. Врачи сказали, у младенцев такое случается. Представляешь, просто — раз! — и все. Ты уложил малыша спать, а утром… всё…
Я молчу. Горло сдавливает спазм, и я неосознанно кладу ладонь на маленькую ручку Леси.
— Знаешь, — продолжает мужчина, — я с тех пор считаю, что человек всё способен пережить. Надо только время. Да, рана все равно остается, и она не заживет никогда. Но ты живешь дальше — сначала на автомате, по инерции. На жизнь уже смотришь совсем по-другому. Циничнее что ли становишься. Но — живешь. У некоторых не получается, да. Слишком сильное горе, слишком они в него погружаются. Я таких людей не осуждаю. Когда ты не хочешь просыпаться по утрам и не можешь перестать думать о том, за что это тебе, то хочется уйти следом за тем, кого любишь. В общем, я не философ, — смущенно улыбается он, — просто хочу сказать, что если все живы, то остальные невзгоды точно легко можно пережить.
Я киваю, но скорее не ему, а самой себе. Наверное, Бритый прав. И во многом. Ведь главное, что все дома хорошо, мама и брат с сестренкой живы и здоровы, Леся тоже в порядке и не болеет. Еще немного и мы снова будем в безопасности. А остальное… как-нибудь наладится.
— Спасибо, — тихо говорю я.
Мужчина улыбается мне, на мгновение отвлекаясь от дороги.
— Рад, что ты хоть не такой грустной стала. Тут, кстати, Лютый телефон тебе просил передать, на экстренный случай. Сейчас.
Бритый быстро отыскивает в кармане брюк уже знакомый мне смартфон, передает его мне и весело подмигивает. Я прячу его в боковой карман свободных брюк. Улыбаюсь ему в ответ, и эта улыбка застывает на губах, как приклеенная, когда я перевожу взгляд на лобовое стекло. Прямо на нас, целенаправленно свернув со своей полосы, несется машина темно-красного цвета.
— Бритый! — кричу я не своим голосом.
Секунда — я отстегиваюсь и закрываю собой Лесю. И в этот момент под оглушительный скрежет металла и звон мы влетаем в отбойник. Внедорожник разворачивает на дороге, со всего размаха боком он снова ударяет в ограждение.
Больно ударяюсь головой и на короткое мгновение теряю сознание. Прихожу в себя почти сразу, но из-за боли и шока теряю ориентацию в пространстве: перед глазами все плывет. Качаясь, приподнимаюсь на руках. Откуда-то издалека слышится приглушенный плач Леси, но мне никак не удается сфокусировать взгляд на ее испуганном личике.
Кровь пульсирует в ушах и урывками возвращаются звуки — они то отдаляются, то резко становятся объемными вновь, еще сильнее ударяя по голове.
Дверь распахивается и в лицо ударяет яркий свет. Я зажмуриваюсь и поспешно опускаю голову вниз, настолько сильно он режет глаза. Сначала мне кажется, что это Бритый, но голос был совершенно незнакомым.
— Живые?
Я только открываю рот, чтобы просипеть ответ, но совсем рядом хрустит стеклянная крошка и другой мужчина произносит:
— Живые. Эта идиотка отцепилась в последний момент. Ее тоже с собой брать?
— Сказали да.
— Че стоишь тогда? Мешок этой на голову натягивай!
Стремительно вскидываюсь и пытаюсь занять более удобное положение, чтобы можно было дать хоть какой-то отпор. Но от резкого движения голову простреливает боль и перед глазами все мутнеет. Один из нападающих без труда вытаскивает меня из машины. Я пытаюсь хоть за что-нибудь ухватиться, но только царапаю ладони об осколки стекла.
— Не трогайте! Не трогайте Лесю! — хриплю я умоляюще, когда слышу, как ее плач становится громче.
— Заткнись, — цедит мужчина.
После удара и аварии у меня нет сил отбиваться, меня едва хватает, чтобы просто держать равновесие, поэтому он без труда сначала сковывает мне за спиной руки в наручники, а потом накидывает на голову мешок.
— Пожалуйста!
Сознание медленно уплывает снова, и я только ощущаю, как теряю точку опоры и лечу куда-то вниз. Тошнотворное чувство падения куда-то в темный провал продолжается бесконечно. В этом кошмаре я слышу только один звук — надрывный плач Леси. Он удерживает разум на грани реальности, не давая сознанию окончательно уплыть.
