— Это ведь недешево. Она была болезненной?
— Что вы, нет! Как говорится, здорова как корова… Разве что не слишком твердо стояла на ногах. Откровенно говоря, я подозревал, что ей необходима операция на шейке бедра, и уже собирался предложить ей такую операцию. Но вышло так, что…
Он развел руками.
— Вас вызвали освидетельствовать смерть… Насколько я понимаю, вы первый увидели ее труп?
— Совершенно верно. Ее нашла Джанин Катто, которая убирала у Оливии. Она сразу прибежала ко мне. Но к тому времени, как я пришел в «Грачи», Оливия уже некоторое время была мертва. Трупное окоченение почти прошло. Мы не видели ее все выходные, но как раз в этом ничего необычного не было. Она редко выходила из дому.
— Простите за вопрос, доктор, — осторожно начал Маркби, — вы передвигали тело, когда осматривали Оливию?
Барнетт покраснел и надулся как индюк.
— Конечно нет! Я же вам сказал: у меня не возникло никаких сомнений в том, что она мертва. Естественно, мне пришлось поднять ее руку и повернуть голову, чтобы установить смерть, но и руку, и голову я вернул в прежнее положение.
— Она лежала на спине или на животе?
— Скорчившись, на боку, одна нога впереди, другая сзади. Она потеряла тапку. Она валялась на лестнице, на несколько ступенек выше. Ковер на лестнице сморщился, и перила наверху как будто треснули. Я примерно представил, что произошло, и оставил все в точности как было. И Джанин запретил что-либо трогать. Понимаете, это же улики для дознания.
— Совершенно верно. Вы правы. — Маркби показалось, что Барнетт успокоился, но ненадолго. Алан продолжал: — Насколько я понял, вы часто навещали Оливию Смитон, даже если она вас не вызывала? Вы время от времени просто проверяли, как она себя чувствует?
— Знаете, мы, врачи, обязаны навещать своих пациентов, особенно пожилых, если они живут одни и нетвердо стоят на ногах, — воинственно ответил Барнетт. — Хотя частые визиты не всегда возможны при моей обширной практике. В сутках всего двадцать четыре часа, а вы сейчас сами признали, что везде не хватает рабочих рук. Невозможно оказаться в нескольких местах одновременно. Но Оливия, так уж случилось, была моей соседкой, поэтому мне нетрудно бывало зайти к ней по пути домой или на работу. Моя приемная не здесь, а в новом медицинском центре в городе.
Маркби подумал: что толку, что доктор живет в деревне? Если нужно пойти на прием, приходится тащиться в ближайший городок. Вот другая сторона прогресса. Вслух же он сказал:
— Должно быть, миссис Смитон чувствовала себя спокойнее, зная, что вы всегда можете ее навестить.
Барнетт кивнул и порозовел от удовольствия:
— По-моему, она ценила мою заботу.
Слишком поздно доктор понял, что выдал себя. Маркби увидел, что он готов откусить себе язык, но, как говорится, слово не воробей… Пухлое, как у младенца, лицо порозовело, круглый подбородок задергался. Тем не менее взгляда Барнетт не отвел.
— Очевидно, она была вам благодарна, раз упомянула вас в завещании.
Маркби вопросительно поднял брови.
— Вы чертовски хорошо информированы! — отрезал Барнетт. — Да, упомянула! К вашему сведению, большого состояния она мне не оставила! Завещала тысячу фунтов и старинные дорожные часы. Вон они, смотрите!
Он показал на часы, стоящие на полке. Маркби восхитился ими и сказал, что Оливия хорошо придумала. Знала ли она, что Барнетту понравятся часы?
— Наверное… Возможно, я что-то такое говорил про них, — довольно грубо ответил Барнетт. — Просто так, чтобы поддержать беседу… С пожилыми дамами не всегда легко бывает разговаривать!
— Она никогда не рассказывала вам о себе? О своем прошлом? О том, как она участвовала в автогонках, или о войне?
— Ни разу! — отрезал Барнетт.
Зазвонил телефон. Маркби услышал, как трубку снимает миссис Барнетт; разговор заглушался капризным плачем старшего малыша. Барнетт поерзал в кресле, на лице у него появилось беспокойное выражение.
— Видите ли, я человек занятой…
— Да, понимаю. У меня к вам всего пара вопросов, если не возражаете.
Судя по лицу Барнетта, он очень даже возражал. Он смерил гостя мрачным взглядом:
— Только покороче!
— Постараюсь. Насколько я понял, Рори Армитидж, ветеринар, был очень озабочен тем, как смерть любимого пони могла повлиять на здоровье миссис Смитон. Кроме того, прежде чем заподозрить отравление, ветеринар думал, что животное умерло от старости. По его словам, он позвонил вам; вы обсудили, как лучше сообщить старушке печальную весть.
— Да, именно так!
Барнетт несколько приободрился.
— Но вы, — продолжал Маркби, — не перешли дорогу и не навестили миссис Смитон в выходные после похорон пони, хотя в такое трудное для нее время логично было бы предположить, что ее состояние ухудшилось…
Барнетт застыл, точно громом пораженный. Потом он овладел собой, и его цветущее лицо побагровело от гнева. Он вцепился пальцами в подлокотники кресла и с воинственным видом наклонился вперед:
— Понимаете, она у меня была не единственной пациенткой! Да, я мог бы зайти к ней и обязательно зашел бы, будь у меня время! Но, как назло, именно в те выходные я дежурил. Ездил по вызовам. И как раз было два срочных, один в субботу, а другой — в воскресенье. Участок у нас сельский, и оба раза меня вызывали на дальние фермы. Если хотите, можете проверить! Я отложил визит к Оливии до понедельника, а в понедельник она была уже мертва, и Джанин нашла ее первой. Если бы моя жена не была так занята с детьми, она бы тоже заглянула к Оливии. Но ей не с кем оставить ребенка, а Оливия, честно говоря, была не из тех старушек, которые обожают младенцев!
Как будто получив сигнал, миссис Барнетт постучала в дверь и просунула в проем свою встрепанную голову:
— Извините, что перебиваю. Том, звонит Рори Армитидж. Что-то случилось с Джил. Ты можешь поехать к ним сейчас же?
Барнетт неподдельно обрадовался словам жены: так утопающий хватается за соломинку.
— Конечно! Передай, что я уже еду! — Он вскочил на ноги. — Вот видите, суперинтендент, как обстоят дела? Рад был познакомиться!
Он снова протянул руку на прощание.
Маркби едва успел пожать ее, как доктор выбежал из комнаты.
Когда Алан Маркби во второй раз звонил в дверь Дома настоятеля, Рори Армитидж, который не спал всю ночь, потому что принимал роды у коровы — та отелилась двойней, — собрался вздремнуть после обеда в старом кожаном кресле — любимом, уютном. Рори пресекал все попытки Джил выбросить его.
Ветеринар вытянул длинные ноги, скрестил руки на животе и подумал: должно быть, он стареет. Ему сорок четыре. Бывали времена, когда его выдергивали из теплой постели в три часа ночи, он до утра возился в вонючем коровнике или на конюшне, а потом чувствовал себя свежим как огурчик. Приезжал домой, принимал душ, обильно завтракал и начинал новый день как ни в чем не бывало. Сейчас все изменилось, а объяснение только одно. Он внушал себе, что непривычная тоска связана с тем, что он до сих пор переживает за свою машину. Да и кто бы не переживал на его месте? А сейчас, в довершение всего, явился этот полицейский в отпуске, который вознамерился портить всем жизнь. Обходит соседей и задает неприятные вопросы.
