Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
И тем не менее дзенскую медитацию — отличительную составляющую учения Догэна можно назвать широко распространенной лишь в том смысле, что теоретически ее мог практиковать каждый. Практически же совсем немногие были готовы встать на неторопливый путь к просветлению и осознавать в себе природу Будды, часами просиживая в молчании, скрестив ноги и выпрямив спину, «подобно мертвому дереву». Догэн включил в практику медитации и повседневные дела, превратив их в подобие религиозных упражнений (о чем-то похожем писал в одном из своих стихотворений Джордж Герберт). Таким образом, людей, приходивших в храм Догэна, обращали в поисках просветления к самим себе, побуждая использовать и развивать собственные личностные ресурсы, без вспомогательных средств в виде молитв или ритуалов.
Эйхэй-дзи, Храм бесконечного мира, был построен вдали от городов у подножия гор, обращенных к Японскому морю. Его положение символически выражает отношение Догэна к светской власти. Он отверг мирские почести в виде храма, построенного для него режимом Камакура, и неохотно принял, но никогда не носил фиолетовое одеяние (фиолетовый в Японии был цветом благородства и силы и использовался только для верхней одежды аристократов первого ранга), посланное ему из Киото императором. Догэн утверждал, что является наследником древней традиции, превосходящей старшинством правительство в Камакуре, — традиции, передававшейся непосредственно от одного буддийского учителя к другому в цепочке, начавшейся с самого исторического Будды. Он никогда не стремился к официальному признанию, однако школа сото, объявившая его после смерти своим основателем, сегодня является крупнейшей в дзен-буддизме.
Не все дзенские монахи так же решительно отвергали милости правительства, как Догэн. Эйсай, уже старик в то время, когда Догэн посещал его, нуждался в защите бакуфу против интриг монахов школ тэндай и сингон, которые пользовались покровительством двора. В сущности, школа дзен всегда имела надежную официальную поддержку Киото, поскольку лидеры государства высоко ценили ее философию. Великие дзенские храмы были построены при содействии властей сначала в Камакуре, а затем в столице. Эти здания имели новые для Японии архитектурные черты, и всякий раз, когда их уничтожали землетрясения или пожары, правительство помогало восстанавливать их в оригинальном стиле. Идея религиозных упражнений, помогавших вырабатывать сильный, самодостаточный характер и держать под контролем тело и разум, пришлась особенно по душе представителям военного сословия.
Один дзенский монах в XIV веке добился необыкновенных успехов, служа советником при двух совершенно разных по характеру правителях — императоре Го-Дайго и первом сёгуне режима Муромати Асикаге Такаудзи. Оба они обращались к Мусо Сосэки (1275–1351) в раздумьях о духовных и мирских делах. Такаудзи Сосэки убедил последовать примеру императора Сёму и с целью распространения буддизма во всей стране построить храм в каждой провинции. Однако успех дзенских монахов заключался не столько в обращении народных масс, сколько в повышении уровня цивилизованной жизни — развитии живописи, литературы и науки, а также чайной церемонии. А еще, выступая в качестве советников по иностранным делам, дзенские монахи служили связующим звеном между Японией и Китаем.
Влияние дзен-буддизма прослеживается и в развитии мастерства садового искусства. Хотя в храмовых садах обычно росло множество деревьев и кустарников, дзенские монахи также культивировали в Японии совершенно иную форму китайского сада, из камней и разглаженного граблями песка, с несколькими растениями любого вида, но без ручья или пруда. Такие сады предназначались не для физических упражнений, а для медитации. Например, небольшой садик в Дайсэн-ин в Киото, созданный в XVI веке, можно интерпретировать как символическое изображение человеческой жизни от молодости к зрелости. Течение лет представлено в виде потока белого песка. Высокие камни, установленные в конце сада, олицетворяют священные горы и водопад. У подножия водопада поток песка с двух сторон огорожен камнями и как будто прорывается через узкую щель, представляя импульсивность и метания молодости. Затем песчаный поток преодолевает камни, изображающие барьеры сомнений. После этого он становится шире и на нем появляется камень, напоминающий «корабль сокровищ». Расширение потока символизирует умиротворение, достигнутое через просветление. Каменный «корабль» можно истолковать как сокровищницу приобретенного опыта или как приглашение зрителя совершить путешествие в открытый мир природы.
Представители школы дзен утверждали, что ощущают цель (то есть полное раскрытие природы Будды) и основополагающее единство бытия в суматохе и бессмыслице видимого материального мира. Они разделяли с учителями школы сингон желание достигнуть просветления в этой жизни (сатори), однако шли к его исполнению своим путем. Эйсай, Догэн и другие учителя настаивали на том, что просветление является глубоко личным, индивидуальным опытом, и суть послушания в монастыре дзен заключается в тихой медитации. Тем не менее новообращенным разъясняли два основополагающих принципа: духовная значимость любого опыта одинакова (повседневный тяжелый труд тоже имеет божественную природу), а рассуждения бесполезны. Согласно философии дзен, никто не может прийти к просветлению с помощью рациональных аргументов и уж тем более с помощью рациональных аргументов, найденных другими людьми. Рациональное мышление должно в конце концов уступить место интуитивной проницательности, которая сама по себе освобождает человека и дает ему возможность жить естественно и безыскусно, как птицы в лесу и рыбы в реке.
Связь с обыденным и самостоятельное постижение сути вещей — важнейшие основы сохранившейся до наших дней философии дзен. Они же являются краеугольным камнем дзенской эстетики, чуждавшейся пестроты и затейливости и отличавшейся, с одной стороны, естественностью, а с другой — своего рода рефлексивной сдержанностью, сознательно оставляющей простор для воображения. Драматическая теория «отсутствия действия», разработанная Дзэами, пустые места на картине суйбоку, сад из камней и песка — все это подталкивает зрителя к осознанию себя и просветлению.
Эстетику дзен часто выражают в словах ваби (уединенность, безыскусность), саби (старина, простота) и югэн (таинственность, сокровенность). Ёсида Кэнко заметил: «Грустен вид неба после двадцатого числа с его холодным и чистым месяцем, который ничем не интересен и которым никто не любуется»[104][105]. Это проза, но в литературе принципы дзен полнее всего выражаются в поэзии — можно даже сказать, что они сосредоточили в себе поэтическое отношение к жизни в целом. Некоторые отрывки из западной поэзии, например стремление Уильяма Блейка «увидеть мир в одной песчинке» или восхищение Джерарда Мэнли Хопкинса миром, что «изменчив, чуден, сокровенен»[106], тоже выражают этот подход и демонстрируют универсальность мировоззрения дзен. Однако отрывки — это всего лишь отрывки, и, вырванные из контекста, они могут ввести читателя в заблуждение. Пожалуй, намного лучше принципы дзен передает стихотворение из сборника Синкокинсю:
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
