Впрочем, Марк и не отрицает.
— Вы не волнуйтесь, Женя. Врачебную тайну ещё никто не отменял.
— Да мне плевать, — качаю головой. — Можете ему даже ваши записи дать послушать. Он не узнает ничего нового. Просто… — сглатываю, потому что спросить оказывается нереально сложно. — Как он, Марк?
И жутко боюсь, что не ответит или соврет. Но Марк Котов подходит к столу и я впервые вижу его усталость в напряжённых плечах.
— Честно? — спрашивает, повернувшись ко мне и опершись ладонями на подоконник за спиной.
Киваю. Честность — главное правило наших встреч.
— Хреново, Женя.
Закусываю губу и стискиваю край стола. До боли в пальцах.
— С ним такое было уже, — говорит, тщательно подбирая слова. — Шальная улыбка и пустота в глазах.
— Я поняла, — голос сипнет.
Господи, Стас, почему ты такой дурак? И я тоже хороша, ушла. А ты теперь загибаешься без меня. Отталкиваюсь от стола, шагаю к двери, но Марк останавливает.
— Пять лет назад его хотели женить. Даже невесту подыскали. Думали, приручить, посадить на цепь.
Он впервые закуривает и по кабинету плывет терпкий аромат табака. Невольно морщусь.
— Черт, прости, — и тут же тушит, глянув на меня. И на ты тоже впервые. — Ты же знаешь Стаса: непокорный, всегда напролом и плевать на всех. После...службы он потерялся совсем. Много дрался, словно смерти искал.
— Всегда искал, — хрипло соглашаюсь. — Все эти годы...без меня.
Марк лишь кивает.
— В общем, невесту нашли подходящую, а она подсуетилась и выдала Стасу, что беременна.
Прижимаюсь спиной к прохладной двери и не свожу глаз с задумчивого Марка, впервые похожего на обычного человека. Сразу и не скажешь, что ещё два дня назад мы общались с ним в совершенно иной атмосфере «врач-пациент».
— Он не поверил… — предполагаю я, начиная понимать, к чему клонит Марк. Но причем здесь я?
— Почему же? Поверил, — и уголки его губ приподнимаются в намеке на улыбку да так и застывают. — Он хотел семью, детей, хоть и не стремился к этому. Не поверили мы.
— Кто «мы»?
— Я и Богдан.
— Бродин, — киваю, принимая ответ. Да, Богдан всегда был горой за Стаса. Мне ли не знать. В сердце никогда не умрут те страшные часы ожидания в коридоре больницы и Богдан...единственный близкий Стасу человек. Его семья, несмотря на мать и старшего брата.
— Я не буду вдаваться в подробности, но в ходе всех обследований выяснилось, что ребенок не его, а Стас беплоден.
— Что за чушь? — я даже не успеваю среагировать иначе. Почувствовать что-то, потому что самая первая реакция всегда правильная. И моя — острое несогласие с этой чушью.
— Еще в армии он переболел паротитом. Попросту «свинкой». Думаю, ты слышала, что это и чем чревато для мужчины?
Да, бесплодием. Хмурюсь, все ещё не понимая, причем здесь я и Стас? Он просто не мог быть бесплоден, потому что во мне рос его плод, его ребенок.
— Беда в том, что там, где служил Стас, не было должного лечения. Болезнь запустили и как результат…
— Бред...полный…
— Мы трижды перепроверяли, — парирует Марк, выбивая почву из-под ног каждым своим аргументом, — пока Стас не послал нас…
О да, это он может. Но…
— Марк, я не понимаю… — всё-таки делаю несколько шагов и падаю в кресло. — Это ерунда какая-то...это…
— Трижды, Женя. Ошибки быть не может.
— Может, Марк, потому что этот ребенок Стаса. И мне плевать, если ты думаешь иначе.
— Я не думаю, иначе я был бы дерьмовым психологом, — говорит так, словно я обвинила его в семи смертных грехах.
— Но…
— Но так думает Стас…
Этот разговор случился три дня назад. Марк предлагал помочь доказать Стасу правду, но я отказалась. Не буду я никому ничего доказывать. В любви либо веришь, либо нет. Но тогда это уже не любовь, а сплошная пародия. А после того, как я «случайно» встретила Богдана у женской консультации — точно знала, что Стас уже в курсе о моем положении.
Спрятала телефон в сумочку, получила от Елизаветы Юрьевны, моего гинеколога указания, как себя беречь, чем питаться и когда прийти на следующий прием, и торопливо сбежала из женской консультации.
Октябрь радовал теплом и пестротой красок. Солнце ласкало кожу, улыбалось с синего небосвода, прыгало зайчиками по радужной листве. А у меня внутри цвело целых три солнца. Моих и немножко Стаса.
— Когда-нибудь я расскажу ему, — обещала своим малышкам, обнимая живот. — А сегодня я просто побуду немножечко счастливой.
Вот так эгоистично счастливой: без долгов прошлого, тоски и мук совести.
И в ответ на пропущенный звонок от сына написала смс:
«Прости, мой хороший, но сегодня я слишком счастлива для похорон».
И впервые за эти три недели отключила телефон.
Все выходные наслаждалась счастьем: гуляла в парке, ела пироженки в любимой кофейне, кормила голубей на старом пруду у храма. А вечером устраивалась на веранде своего нового небольшого домика, который снимала в таком же неприметном городке в сотне километров от Стаса, и вспоминала. Перебирала, как бусины, наши дни, где мы со Стасом были счастливы. Вдвоем. И рассказывала о папе своим девочкам. Не знаю, откуда и как, но я была твердо уверена: все трое — будущие принцессы. Стас всегда хотел девочку и говорил, что у нас обязательно будет маленькая Куколка, так похожая на меня. Давно, словно в прошлой жизни. А он никогда не нарушал обещаний.
О выключенном телефоне вспомнила в понедельник, когда вышла на работу. Уже после уроков обнаружила с полсотни пропущенных вызовов и вдвое больше непрочитанных сообщений.
Сердце пропустило удар. Все сообщения были от Стаса.
Дрожащими пальцами открыла последнее, отправленное всего час назад. Сделала вдох и перестала дышать.
«Уже еду».
Всего два слова, перевернувшие мир. Но только это не могло быть правдой. Да и адресовано могло быть вовсе не мне. Потому что Стас ни за что не приехал бы ко мне. Он обещал вычеркнуть меня из своей жизни.
Но мое «Куда?» улетело прежде, чем я сообразила, зачем это делаю.
— Снова задаешь глупые вопросы, — насмешливый баритон сорвал мое бедное сердце в галоп. Медленно обернулась на него и прилипла взглядом к его хозяину.
Стас стоял, привалившись плечом к дверному откосу, и внимательно смотрел на дисплей телефона. А я — только на него. Одетый во все чёрное, он словно принес с собой грозу: хмурый и до невозможности красивый, завораживающий. А в длинных пальцах белая орхидея контрастом. И что-то яркое, блестящее на запястье.
Сердце пропустило ещё один удар.
