Менхаус открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Он проскользнул мимо Фабрини в нос шлюпки и сел рядом с Куком.
— Это безумие, — сказал Кук. — Вроде взрослые мужики, а ведут себя как малые дети! Мы находимся между жизнью и смертью, а…
— Пусть выпустят пар, — перебил Менхаус, явно наслаждаясь ситуацией. Он словно был в предвкушении боксерского поединка или футбольного матча. Сакс и Фабрини были для него своеобразной отдушиной: через их склоку он избавлялся от собственного напряжения и тревоги.
Когда расстояние между ними сократилось до пары футов, Сакс перестал ухмыляться.
— Ладно, мелкий говнюк, покажи, на что ты способен.
Едва эти слова слетели с его губ, Фабрини бросился в атаку. Он ударил наотмашь, и Сакс с легкостью уклонился, а потом подскочил и нанес Фабрини два жестких, коротких удара в лицо. Но Фабрини не унимался. Несмотря на хлещущую из носа кровь, он ринулся, спотыкаясь, вперед и вцепился в Сакса. Они повалились на корму, бешено раскачивая лодку. Сакс отразил два удара, но третий и четвертый пришлись ему в лицо. Фабрини махал кулаками как одержимый, и некоторые из его ударов, которые достигли намеченной цели, имели сокрушительный эффект. Саксу досталось по полной. Вдруг он изловчился и что было силы двинул Фабрини ногой в пах. Фабрини вскрикнул и, взмахнув руками, рухнул за борт.
Кук и Менхаус бросились на помощь. Сакс вытер кровь с лица.
— Бросьте этого ублюдка! — проревел он, но Кук и Менхаус уже втягивали того в шлюпку.
— Его кровь попала в воду, — лихорадочно тараторил Кук. — Его кровь… попала в воду.
Смысл его слов, видимо, не доходил до Сакса.
— Да, я ему еще не всю выпустил, — сказал он, надвигаясь на них. В руке у него был нож, тот самый, который он вытащил из сапога Хаппа. Прежде чем кто-либо успел среагировать, он взмахнул им и отсек Фабрини кусочек левого уха.
Кто-то — Кук или Менхаус — закричал.
Фабрини, казалось, не понимал, что происходит. Его лицо на мгновение исказила ярость, которая сменилась недоумением и, наконец, болью. Он поднес руку к уху — между растопыренными пальцами ручьем полилась кровь, — увидел нож, почувствовал теплую, стекающую по шее влагу и закричал, ползком передвигаясь к носу шлюпки.
Менхаус споткнулся об одно из сидений, пытаясь увернуться от сверкающего серебром лезвия.
— Вот дерьмо! — задыхаясь, воскликнул он. — О боже!
Вероятно, даже для Менхауса это было слишком, но Кук не дрогнул: в его глазах блестела сталь.
— Отдай нож, Сакс, — сказал он тихим, жестким голосом. — Отдай мне этот гребаный нож.
Сакс фыркнул — из разбитой губы на подбородок стекала кровь.
— Хочешь нож, урод? Хочешь этот гребаный нож?
Кук понимал, что находится в опасном положении. Он видел в глазах у Сакса животную ярость, огонь и ржавый металл. Никогда прежде он не встречал человека, настолько близкого к буйному помешательству. Кроме своего отца.
Сакс взмахнул ножом, оттесняя его назад.
— Веди себя хорошо, ублюдок, веди себя очень хорошо, — задыхаясь, рычал он. — Вали к своим дружками, или, клянусь богом, я выпущу тебе кишки.
Кук медленно пятился назад, успокаивающе выставив перед собой руки.
— Конечно, конечно, Сакс. Мы не хотим неприятностей. Просто успокойся и не горячись.
— О, я буду спокоен, говнюк, не волнуйся. — Сакс продолжал скалиться, и его лицо напоминало голый череп, иссушенный солнцем пустыни. — Пока будешь делать, что я скажу. Иначе, хе-хе, там есть твари… голодные твари. Понимаешь, о чем я?
В носовой части шлюпки Кук нашел Фабрини, который плескал воду на ухо. Смешанная с кровью вода стекала по его шее прямо в море.
— Ты кретин! — воскликнул Кук. — Перестань!
— Что?
— Смывать кровь.
— Почему?
— Кровь, — Кук на мгновение затаил дыхание, — акулы чуют ее в воде.
Он мог не продолжать. Никто не беспокоился об акулах всерьез, но должны были быть и другие твари, гораздо хуже. Голодные твари, как сказал Сакс.
— Думаю, ты прав, — Менхаус облизнул пересохшие губы.
Кук решил сменить тему:
— К тому же эта вода кажется мне не особенно чистой. Ты можешь подхватить инфекцию.
Он вытащил аптечку и перевязал Фабрини ухо, обработав его антисептиком. Фабрини скулил, но в меру, и Кук понял, что еще не все потеряно. Тот факт, что Фабрини не схватил, например, весло и не кинулся на Сакса, доказывал, что он еще не утратил человеческой сути.
Сакс же, напротив, зашел слишком далеко.
19
— Там, — указал Джордж. — Разве не видишь? Вон там.
Гослинг присел рядом у входа и тоже увидел что-то ярко-оранжевое, запутавшееся в водорослях и похожее на пенопласт. Ему показалось, что это радиомаяк, оторвавшийся от корабля или шлюпки.
— Что думаешь? — спросил Джордж.
Гослинг решил, что стоит проверить.
— Помоги полог отстегнуть.
Они принялись снимать полог, пристегнутый к накачанным воздухом сводам плота.
«Возможно, это рискованно, — подумал Гослинг, — но как же приятно снова глотнуть воздуха, даже если он пропитан запахом болотной гнили.»
Гослинг передал Джорджу весла, и они стали грести, ощущая тягу плавучего якоря. Скопления водорослей попадались все чаще, и ни одно из них не ускользнуло от внимания Гослинга. Раньше встречались маленькие дрейфующие заросли и редкие островки, но теперь островов стало гораздо больше, и их приходилось раздвигать.
Когда до цели оставалось футов шесть, Гослинг понял, что не ошибся.
— Просто радиомаяк, — сказал он. — У нас уже два таких.
— К черту. Давай просто грести. Это лучше, чем ничего не делать.
Гослинг согласился. К тому же, возможно, обилие водорослей указывало на близость суши. Они поплыли дальше, разглядывая водоросли, поднимающиеся над водой щупальца пара и тяжелый, мерцающий туман. Приятно было поработать мускулами.
Внезапно Джордж воскликнул:
— Что за черт?!
Он выдернул свое весло из воды, осмотрел его конец и стал грести снова. Гослинг решил, что Джордж зацепился за водоросли, и не придал этому значения, но тут что-то крепко схватило его весло.
— Я за что-то зацепился, — сказал он, изо всех сил пытаясь освободить весло. Ему удалось вытащить его из темной жижи на несколько дюймов, но оно снова нырнуло вниз. Это определенно были не водоросли.
В днище плота что-то ударило, затем удар повторился. От царапающего звука у Гослинга зашевелились волосы на затылке: он слышал его раньше. Затем снова последовал удар, такой сильный, что плот накренился влево.
