До дома добираемся в тишине и без лишних приключений, благодарим Уиллера и выходим из машины.
Ноги переставляю с трудом, в теплом салоне автомобиля на мягких креслах меня хорошо разморило.
— Иен недостойно повел себя, — отзывается Элджебет с аристократической холодностью.
— Что с них взять — мальчишки, — отмахиваюсь, — Мы сегодня с тобой тоже не во всех вопросах придерживались этикета. И вообще, Уиллер первый полез в драку, — строго замечаю я, заступаясь за Иена. Зла на него совсем не держу.
Медленно поднимаемся по лестнице на нужный этаж, тишину разбивает лишь стук наших каблуков.
— Мне тоже за Ника стыдно, — тихо выдавливаю я, — Засранец, буквально час тому назад тебе в любви до гроба клялся, жениться собирался, а потом…
Элджебет довольно хмыкает:
— Брось, Диди! Не знаю, кому он там в любви клялся, но явно не мне. Он же даже не понял, что я это я.
Преодолеваем еще несколько ступенек вверх, и Элджи тихо добавляет:
— Знаешь, я, наверное, отпустила свои чувства к Нику. Глупости все это.
Касаюсь в знак поддержки ее ладони и ощущаю легкую грусть, но не больше. Мне становится легче. Элджи замечательная, а Ник дурак, что не успел это вовремя разглядеть.
Стоит оказаться в квартире, я устало опускаюсь на диван в гостиной, не имея сил дойти до спальни. Элджи мельтешит перед глазами, вдоль и поперек измеряя комнату шагами, в сотый раз возмущенно обсуждает выходку Иена, а потом шлепает себя по лбу:
— Я забыла свою кофту в машине! Диди, я быстренько спущусь, может, Уиллер еще не уехал, — и пулей выбегает из квартиры.
Пожимаю плечами и беру в руки телефон, испытывая острое желание написать собственному мужу. Создаю новое сообщение, вот только не могу определиться с его содержанием. Мысленно пишу Генриху целый трактат о том, как я провела этот день, улыбаюсь, представляя шокированное лицо мужа, и не замечаю, как засыпаю.
Генрих.
Самолет уже подлетал к эмиратам, а Генрих Истербрук в своих мыслях был все еще в Монтиаке. На протяжении всего полета его то и дело одолевало какое-то странное внутреннее беспокойство.
«Диана!» — не переставая звенел в его голове тревожный звоночек, но мужчина лишь устало потирал виски и улыбался собственным мыслям:
— Нет, дружище, ты просто параноик! С Дианой все хорошо, она давно спит и видит сны.
И ведь, действительно, с его неугомонной женушкой больше ничего плохого, кроме того, что уже случилось, произойти не должно. Из Бруно Гарсии, который посмел угрожать Диане, он лично выбил всю дурь, хорошенько разукрасив его физиономию. Для этого Генрих предусмотрительно снял с себя камень иллюзии и подкараулил недоумка в туалете. Не по-графски, конечно, получилось, но Генрих никогда и не приписывал себя к высшему свету аристократии.
Как вообще Диана умудрилась связаться с этим гаденышом, да еще и перейти ему дорогу? И это всего-то за одну неделю! Впрочем, ничего необычного, Генрих давно понял, что у его жены имеются в арсенале много сокрытых талантов, и влипать в неприятности на ровном месте, должно быть, один из них.
Возвращаясь к Диане, на этот раз точно ничего плохого случиться не должно, Генри собственными глазами видел, как она садилась в такси со своей рыжеволосой подружкой. Анжелиной, кажется.
«Забавно, Леди Аберкорн, очень забавно! Какая тонкая игра имен», — подумал мужчина, когда наблюдал за подругами в баре. Обычное сопоставление фактов, ничего больше, и он догадался кто скрывается под маской рыжика. Или это естественный облик Элджебет? Точного ответа на этот вопрос у Генриха не было, да и, если честно, не очень-то его заботило, как выглядит Леди Аберкорн без камня иллюзии. Это уже совсем не его головная боль.
«В общем, они по-любому отправились домой, и причин для беспокойства быть не должно» — в сотый раз заверил себя Генрих, и снова ощутил легкий приступ тревоги, который тут же поспешил развеять: «Диана за день устала и морально, и физически. Ей просто недостанет сил на новые свершения, да и в голове ее не должно остаться места для какой-нибудь дикой выходки. Она точно сейчас спит сном младенца».
Генрих зажмурился и откинулся на спинку кресла. И для него этот день в моральном плане выдался невероятно тяжелым. Он уж было подумал, что его хватит инфаркт в столь раннем возрасте, когда машину Дианы закрутило и выбросило в инсайд. Он про себя считал удары замедлившего бег сердца и чуть не сошел с ума от собственного бессилия, пока не объявили, что Донна Хендрикс вновь возвращается на трассу. Но, наверняка, его темноволосую шевелюру после опасного заезда жены проредили первые седые волосы.
А чего стоило изобразить безразличие, когда ему представили изувеченную Донну? Бледная, дрожащая от физического перенапряжения со включенными волосами и перебинтованной рукой Диана не была похожа на саму себя. Больше всего на свете Генриху хотелось хлопнуть в ладоши и торжественно объявить:
— Все, господа! Спектакль окончен! — подойти к жене, перекинуть ее через плечо и отправить домой ближайшим рейсом.
Но простила бы Диана ему такую выходку? Никогда. Он просто не мог уличить ее во лжи прилюдно. Есть границы, которые переходить не следует. Да и разговор с глазу на глаз, тоже не решил бы всех проблем. Ведь корень их кроется не в масках и иллюзиях, а в нечто более важном.
Диана своими собственными руками воздвигла эту стену, спряталась от Генриха за фальшивой маской Донны Хендрикс, сокрыла от него часть своей души. И даже если маска Донны Хендрикс будет сдернута, что помешает Диане спрятаться за новым двумя? И речь идет вовсе не лице. Диана боится принять себя всю целиком такой, какая она есть. Видит в себе изъяны и червоточины. Глупая, по мнению Генриха, она идеальна во всем, даже в своих недостатках.
Но дело в другом, имеет ли Генрих Истербрук право столь вероломно нарушать ее личное пространство, если она того не желает?
Для мужчины это был тонкий вопрос доверия. Он никогда раньше не давил на Диану, спускал все на тормозах, позволяя ей вариться в собственном соке, и довольствовался малым. Но с недавних пор все изменилось. Рубикон перейден. Генрих вынужден изменить тактику, иначе лишится своей жены окончательно. Ему придется приложить усилия, чтобы сдвинуть ледяную стену с мертвой точки и добиться доверия Дианы.
Мужчина прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Нет, и все же, неужели Леди Истербрук принимает его за слепого идиота, который не в состоянии узнать любимую женщину под чужой маской? Он узнает ее закрытыми глазами по звуку шагов тихих и размеренных, по аромату кожи с волнительной ноткой сандала, по мягкому слегка певучему тембру голоса. Ведь он, Генрих Истербрук, не был не слепым, не идиотом.
Интересно, когда Диана стала для него любимой женщиной? От этой мысли губы мужчины подернулись легкой улыбкой. Обычно сложно назвать какой-то определенный момент, это же чувства, они как волны, набегают на берег медленно и плавно.
