— Вы?
Я кивнул.
— Как вы сюда попали?
— Просто вошел.
— Эта дверь должна была быть заперта.
— Давайте попытаемся связаться с Джорджией Раш, — сказал я.
— Ее здесь нет. Она сегодня ушла домой пораньше.
— Она приняла порошок, — сказал я. Понадобилось несколькомгновений, прежде чем смысл моих слов дошел до него. Тогда он закричал:
— Порошок! Боже мой, Лэм, только не это!
— Извините, я использовал жаргонное выражение.
— Боже мой, я думал, вы имеете в виду…
— Что?
— Я не понял, что вы имели в виду.
— Яд?
— Возможно.
— Нам надо с ней поговорить. Если вы не знаете ее адреса, тоя вам его дам: 207, Вест-Орлеан-авеню. Моя машина внизу.
Секунду он продолжал рассматривать меня тяжелым, изучающимвзглядом:
— Как много вам известно?
— Достаточно, так что вы можете ничего мне не говорить, еслине хотите.
Не произнеся больше ни слова, он оттолкнул кресло.
— Ну, ладно, поехали.
Мы спустились по широкой лестнице и вышли через запертуюдверь. Ночной сторож уже приступил к работе и машинально попрощался:
— Доброй ночи, мистер Крейл!
— Доброй ночи, Том.
Дверь за нами закрылась, и замок защелкнулся. Я ткнулбольшим пальцем в сторону машины агентства. Я обошел машину и сел за руль.Крейл уселся впереди — рядом со мной. Хотя в это время дня движение уже былодостаточно оживленным, мы доехали до дома 207 по Вест-Орлеан-авеню меньше чемза десять минут. Это был старомодный многоквартирный дом с лепниной на фасаде.Узкие окна могли рассказать свою собственную историю о недостатке света ивоздуха в квартирах. Достаточно было одного взгляда на этот дом, чтобы ощутитьгнетущую атмосферу, запах застарелой пищи и газовую вонь из-за утечек вобогревателях.
Я пропустил Крейла вперед. Он вошел в подъезд, нашел кнопку,против которой была приколота картонная карточка с надписью старинными буквами:«Джорджия Раш». Он нажал несколько раз, но ничего не произошло. У меня былаотмычка, которая должна была подойти к двери, но я не хотел пока еюдействовать. Я нажал на две-три случайно выбранные кнопки, и через минутураздался отчетливый щелчок. Это означало, что кто-то у себя в квартире нажалкнопку, которая контролировала электрический замок. Я толкнул дверь, и мывошли.
На почтовом ящике Джорджии Раш стоял номер квартиры 243. Вглубине коридора мог быть лифт, но мы не стали его ждать. Я перепрыгивал черездве ступеньки, Крейл тяжело шел позади меня.
Когда мы постучали в квартиру 243, никто не ответил.Посмотрев на Крейла, я увидел, что лицо у него вытянулось и было измученным.Даже при слабом освещении душного, непроветренного коридора мне была видна,нездоровая бледность его лица, глубокие морщины, которые шли от крыльев носа куглам его рта.
Я не видел причин слишком церемониться с ним. Вытащивкожаный футляр с ключами, я открыл «молнию» и вытащил связку отмычек. Перваясразу же подошла, дверь распахнулась, и мы вошли.
Квартира была расположена в северной части здания. Вмаленькой комнате было два узких окна, через которые почти не проникал воздух.Для вентиляции служила только расположенная над входной дверью фрамуга. Вквартире горел свет, и яркая лампа хорошо освещала все вокруг. Это была обычнаяоднокомнатная квартира с убирающейся в стену складной кроватью за серой дверьюс непрозрачным стеклом. Большое мягкое кресло знавало лучшие времена, егообивка была потерта. Диван, видимо, перебивали несколько раз, и было бы неплохосделать это снова. Ковер на полу был истерт до такой степени, что от ножекстола остались дырки, а две глубокие вмятины указывали, куда приходились ножкикровати, когда ее опускали на ночь. Ящик небольшого письменного столика,который оказывался ночью возле кровати, был выдвинут. В середине комнаты стоялсосновый стол, выкрашенный морилкой под красное дерево. На нем лежало несколькожурналов.
На кресле лежали женская шляпка и пальто. Дверь того, чтокогда-то было стенным шкафом, была широко распахнута, и за ней виднеласьраковина, двухконфорочная газовая плита, маленький холодильник и полка снесколькими тарелками и стаканами. Дверь, на которой было укреплено большоезеркало, совершенно очевидно вела в ванную. На одном из стульев стоялнаполовину уложенный чемодан. Крышка его была открыта; и виднелись предметыженского туалета.
— Она еще не уехала, — с облегчением выдохнул Крейл.
Оглядев комнату, я выключил свет. Сразу все стало хмурым игнетущим. Дневной свет, проходя через окно, рассеивался, придавая всемукакой-то нереальный вид. Я сразу заметил тонкую полоску света, падающую из-поддвери ванной.
— Господи Боже мой, Лэм, включите свет, — воскликнул Крейл.Я щелкнул выключателем. — Она, наверное, ушла за покупками. Видите, онасобирает чемодан. Я думаю, мы…
— Что же нам делать?
— Ждать.
— Хорошо, садитесь, — сказал я.
Крейл сел в горбатое кресло и постарался устроитьсяпоудобнее. Я же подошел к столику, который должен был стоять в изголовьекровати, и заглянул в открытый ящик.
В ящике лежала маленькая бутылочка с отвинченной крышкой.Она была пуста. На ярлычке было написано «люминал». Подумав немного, япосмотрел на свои часы и спросил Крейла, в котором часу точно она покинулаофис.
— Примерно в четыре десять. Она сказала, что плохо себячувствует и хочет уйти домой. Я ей разрешил.
— Вы не заметили ничего странного?
— В чем?
— В том, как она с вами попрощалась.
Он посмотрел на меня измученными глазами и медленно кивнул.Я не стал спрашивать его, что это было, но он сам все выложил:
— Да, было что-то необычное в том, как она это сказала.Что-то прощальное. Полагаю, она прочла мои мысли.
Я посмотрел на часы. Было пять пятнадцать. Я сел в креслонапротив Крейла, вынул пачку сигарет и предложил ему. Он покачал головой.
Я курил, а Крейл молча наблюдал за мной. Стоваттная лампайод потолком высветила мельчайшие капельки пота у него на лбу.
— Откуда вы узнали, что она собирается уехать? — спросилКрейл.
— А как вы узнали, что ваша жена ехала в машине за РуфусомСтенберри?
— Она сказала мне сама, — ответил он после некоторогоколебания.
Я ухмыльнулся.
