и речи не шло, да лепетал что-то своё, лишь одному ему только и понятное. А теперь – и ростом уже с мой меч в ножнах, и ходит уверенно – спасибо хоть не бегает ещё, иначе вообще с непривычки впору было бы за башку хвататься! И говорит уже – пискляво ещё, конечно, и слов мало знает, но вполне осмысленно, а главное – ещё и на нормальном человеческом языке! В смысле на русском. Тесть ведь обещал мне позаботиться об этом, ну так и позаботился. И Юльке с Наташкой настоятельно рекомендовано было – боюсь, что в приказном порядке – почаще бывать у Велии, и сама она наверняка соответствующее отцовское внушение получила, но и в моё отсутствие по-русски в доме говорили явно побольше, чем по-турдетански, и результат – налицо. Ну, если не считать неистребимого турдетанского акцента, но нельзя же в самом деле требовать от жены, наложницы и слуг совсем уж невозможного. И за это-то премного благодарен! Особенно забавно, как Волний подстраивается под конкретного собеседника – с Юлькой и Наташкой говорит почти без акцента, с матерью – с чуть большим акцентом, а со слугами и Софонибой – с хорошо заметным, да ещё и упрощённо, если его собеседник хреново русским владеет – типа «дай вода». Это если по-русски говорят. А когда они меж собой по-турдетански, а изредка даже и по-финикийски – так тогда и он тоже, особенно с бабушкой Криулой, русским практически не владеющей. Умора! Возиться с ним – одно удовольствие, но всему ведь должен быть какой-то предел. А он ведь соскучился за эти полгода, да всё время ко мне липнет. Мы с Велией спать укладываемся – ну, после того, как – так хрен там! Он к нам и меж нами укладывается, и пока не заснёт, пока не перенесу его в его кроватку – хрен с собственной женой перепихнёшься! Мы ж ещё и въехали-то не сразу, думали сперва, что к матери поближе хочет быть, так когда я с Софонибой улёгся – он и туда ко мне полез. Ладно, за пару недель с этим устаканилось, угомонился – так это ночью, а днём – свято убеждён, что уж это-то его законное время. Вот и сейчас, когда на пикничок за город на море выбрались, только я со своими бабами в воду пообжиматься – так и он с нами. Ладно, сейчас Софониба его на какое-то время кашей займёт, и мы, ясный хрен, проведём это время с толком.
Когда мы наплавались и наобжимались, от костерка уже ощутимо потягивало дразнящим запахом шашлыка. Там целый консилиум над ним священнодействовал. По шашлыку у нас непревзойдённый специалист Володя. В смысле – по его приготовлению, лопать-то его мы все горазды. Да только вот беда – в нашем-то прежнем мире его в нашей Центральной России в основном из свинины делают, и Володины навыки как раз под неё и заточены, но Ближний Восток и Северная Африка со свиноводством и свиноедством не в ладах, так что здесь шашлык можно сделать лишь сугубо традиционный – из баранины. С ней же наш спецназер не копенгаген, и в результате приходится решать проблему с мясом коллегиально – непосредственно с ним работают наши слуги, а Володя следит за тем, чтоб выдерживались и современные правила. И результат всякий раз выходит немного разным – не набрали ещё пока достаточной научной статистики.
– А всё ты, Макс! – не упустила случая съязвить Юлька.
– Нет, всё – это только бог, а я – простой смертный, – поправил я её. – Чего тебе опять не так?
– Да опять шашлык не совсем такой, как в тот удачный позапрошлый раз!
– Ну и я тут при чём?
– А кто тут моду завёл рабов освобождать? Только Володя начал твоего Нирула чему-то учить – ты его освободил. Укруфа твоего уже почти было научили, ты и его перед отплытием освободил. Индийцу вон своему, с Коса который, тоже свободу обещаешь, так из-за тебя и нам тоже самых обученных рабов освобождать приходится, а нас в результате обслуживают неумелые орясины!
– А чего их в рабстве держать? Идти им один хрен некуда, работают отлично, и их жалованье меня не разорит. Один – считай, что всей моей тяжёлой промышленностью заведует, добрым десятком рабов уже распоряжается, и то ли ещё будет? Без пяти минут начальник цеха – это разве рабская должность? Тем более что он классную невесту себе подыскал, а кто ж её за раба-то замуж отдал бы?
– А ткач твой косский? Его-то краля – тоже твоя рабыня. Ну так поженил бы их, твоя хозяйская воля, а освобождать зачем?
– Юля, вот кто из нас закоренелый рабовладелец – ты или я? Можно подумать, я ему из твоего кармана жалованье платить собираюсь. Рам-то тоже ведь, считай, всем моим текстилем командует, а они с Мунни евонной, хоть и греки косские, но в натуре же от тех индусов происходят, и менталитетец ведь у них ещё тот, с индийской кастовой придурью. Да плюс ещё этот греческий снобизм презрения к рабам. Вот ты сама у нас историчка или куда? Сама же лучше меня эти моменты понимать должна бы.
– А при чём тут греческий снобизм? По индийским меркам они одной касты, по греческим – раб и рабыня – тоже одного достоинства.
– Вот именно. А любой свободный – на голову выше, если не на все две. И чего это за семья у Рама будет, если его жёнушка его будет динамить, а ко всякому свободному в койку прыгать?
– Ну, допустим, не ко всякому свободному, а к одному и вполне конкретному. И я даже знаю, к кому именно, но как воспитанная женщина не буду тыкать пальцем, хи-хи!
– И пускай мне только попробует прыгнуть к кому-нибудь другому, – заметила как раз закончившая кормить Волния кашей Софониба.
– И тебя это устраивает? – прихренела эта оторва.
– А почему нет? Вот будут у госпожи Велии месячные, а кто её подменит? Я же не могу, – бастулонка красноречиво огладила рукой свой уже хорошо выпирающий живот.
Юлька взглянула на неё, потом на её живот, потом и на свой, гораздо меньший, неопровержимо доказывающий моё полное алиби, потом на моего спиногрыза, которого Софониба как раз передала мне, и тихонько проговорила:
– Сволочь ты, Макс! Сволочь и эгоист!
– Ага, он самый, – подтвердил я, размещая мелкого поудобнее на колене. И пока доспевал над углями шашлык, я подобрал с песка камешек, положил перед Волнием, и мы с ним поиграли в
