обещание выплатить 1 600 000 франков в рассрочку. Рохан отвез бриллианты графине и по ее просьбе передал их якобы представителю королевы. Дальнейшая история бриллиантов неясна; очевидно, они были увезены "графом" де Ла Моттом в Англию и проданы по частям.12
Бёме отправил счет за ожерелье королеве, которая ответила, что никогда не заказывала его и не писала письмо, носящее ее имя. Когда наступил срок уплаты первого взноса (30 июля 1785 года), а Роан предложил только тридцать тысяч из 400 000 франков, причитавшихся на тот момент, Бёмер поставил этот вопрос перед бароном де Бретей, министром королевского двора. Бретей сообщил об этом королю. Людовик вызвал кардинала и предложил ему объяснить свои действия. Рохан показал ему несколько предполагаемых писем от королевы. Король сразу же увидел, что это подделка. "Это, - сказал он, - не почерк королевы, и подпись даже не в надлежащей форме".13 Он заподозрил, что Рохан и другие члены враждебной его жене фракции замышляют дискредитировать ее. Он приказал кардиналу отправить его в Бастилию (15 августа) и поручил полиции найти госпожу де Ла Мотт. Она бежала в несколько укрытий, но ее задержали и тоже отправили в Бастилию. Также были арестованы "баронство" д'Олива, Рето де Виллет и Калиостро, которого ошибочно подозревали в том, что он спланировал интригу; на самом деле он сделал все возможное, чтобы помешать ей.14
Полагая, что открытый суд необходим, чтобы убедить общественность в невиновности королевы, Людовик передал дело на рассмотрение своих врагов, Парижского парламента. Этот процесс стал во Франции событием века, как три года спустя в Англии - дело Уоррена Гастингса. Решение Парламента было оглашено 31 мая 1786 года. Кардинал Роан был признан невиновным, как скорее обманутый, чем обманувший, но король лишил его государственных должностей и сослал в аббатство Ла-Шез-Дье. Двое сообщников были приговорены к тюремному заключению, Калиостро был освобожден. Мадам де Ла Мотт была публично раздета и выпорота в Дворе Маи перед Дворцом правосудия; ее заклеймили буквой V (voleuse, воровка) и пожизненно приговорили к заключению в печально известной женской тюрьме Сальпетриер. После года пребывания в этом безумном заточении она сбежала, присоединилась к мужу в Лондоне, написала автобиографию, в которой все объяснила, и умерла в 1791 году.
Дворяне и парижское население радовались оправданию кардинала и порицали королеву за то, что она довела дело до публичного разбирательства; по общему мнению, ее известное пристрастие к драгоценностям оправдывало кардинала в том, что он поверил поддельным письмам. Сплетни дошли до того, что ее обвинили в том, что она является любовницей Роана,15 хотя она не видела его в течение десяти лет до ареста. В очередной раз она сохранила добродетель и пострадала репутацией. "Смерть королевы, - говорил Наполеон, - следует датировать процессом по делу о бриллиантовом ожерелье".16
II. КАЛОННА: 1783-87 ГГ.
10 ноября 1783 года король назначил Шарля-Александра де Калонна генеральным контролером финансов. Калонн успешно работал интендантом в Меце и Лилле и заслужил репутацию за приятные манеры, бодрость духа и денежное мастерство, хотя сам он, как и правительство, которое он был призван спасать, безнадежно погряз в долгах.17 Он обнаружил в казне всего 360 000 франков при плавающем долге в 646 000 000, который увеличивался на пятьдесят миллионов франков в год. Как и Неккер, он решил не вводить дополнительные налоги, опасаясь, что это вызовет бунт и приведет к депрессии экономики; вместо этого он договорился о проведении лотереи, которая принесла сто миллионов ливров. Он обратился к духовенству и получил от него безвозмездную помощь в размере восемнадцати миллионов ливров за обещание подавить издание Вольтера Бомарше. Он перечеканил золотые монеты, получив прибыль в пятьдесят миллионов для казны. Он занял у банкиров 125 000 000. Надеясь стимулировать бизнес, он выделил большие суммы на санитарную очистку городов и улучшение дорог, каналов и гаваней; Гавр, Дюнкерк, Дьепп и Ла-Рошель получили выгоду; начались работы по строительству больших доков в Шербуре. Исходя из теории, что правительство всегда должно создавать видимость процветания, он охотно выделял средства придворным и не задавал вопросов о расходах братьев короля и королевы. Сам король, несмотря на благие намерения, позволил расходам на свое хозяйство вырасти с 4 600 000 ливров в 1775 году до 6 200 000 в 1787 году.18
Чем больше Калонн тратил, тем больше он занимал; чем больше он занимал, тем больше процентов приходилось платить по долгу. В августе 1786 года он признался недоумевающему королю, что все средства исчерпаны, что государственный долг и ежегодный дефицит велики как никогда, и что только расширение налогообложения дворянства и духовенства может спасти правительство от финансовой катастрофы. Зная, что Парижский парламент, находившийся теперь в нескрываемом союзе с дворянством шпаги, воспротивится этому предложению, он предложил созвать в Версаль группу выдающихся людей, выбранных им из всех трех сословий Франции, чтобы посоветоваться о финансовом спасении государства. Король согласился.
Собрание знати собралось 22 февраля 1787 года: сорок шесть дворян, одиннадцать церковников, двенадцать членов Королевского совета, тридцать восемь магистратов, двенадцать депутатов от pays d'état (регионов, пользующихся особыми привилегиями) и двадцать пять муниципальных чиновников; всего 144 человека. Калонн с мужественной откровенностью говорил о злоупотреблениях, которые, как бы глубоко они ни укоренились во времени и предрассудках, должны быть отменены, потому что "они тяжело бьют по самому производительному и трудолюбивому классу". Он осудил общее неравенство субсидий и "огромную диспропорцию во взносах различных провинций и подданных одного и того же государя".19 Он изложил предложения, более радикальные, чем предложения Тюрго, и представил их как одобренные королем. Если бы они были приняты, они могли бы предотвратить Революцию. Некоторые из них, перешедшие от Тюрго, были приняты нотаблями: снижение налога на соль, отмена пошлин на внутреннюю торговлю, восстановление свободной торговли зерном, создание провинциальных собраний и прекращение кортесов. Но его просьба о введении нового и всеобщего налога на землю была отклонена. Представители дворянства и церкви утверждали, что для введения территориальной субсидии потребуется обследование всех земель и перепись всех землевладельцев во Франции; это займет год и не сможет повлиять на текущий кризис.
Калонн обратился к народу, опубликовав свои речи; ни дворянам, ни духовенству не понравилось такое обращение к общественному мнению. В ответ Ассамблея потребовала от Калонна полного отчета о доходах и расходах за время его служения. Он отказался выполнить это требование, зная, что разоблачение его методов и расходов погубит его. Ассамблея настаивала на том, что экономия в расходах была более необходима, чем пересмотр налоговой структуры; кроме того, она поставила под сомнение свои полномочия
