Он равно отказался присутствовать на грандиозной манифестации, которая должна была пройти перед домом Виктора Гюго 26 февраля 1881 года по случаю приближающегося восьмидесятилетия поэта. Тургенев объяснил отказ приступом подагры. Однако на самом деле ему претило участие в публичном чествовании, которое он считал преувеличенным и нелепым. «Впрочем, я и здоровый бы в ней не участвовал. Хорошо французам нянчиться с своим идолом… а нам-то с какой стати?» – писал он Стасюлевичу. (Письмо от 15 (27) февраля 1881 года.) Он говорил неоднократно о своем отношении к Гюго-романисту и, в частности, Аделаиде Луканиной, с которой встретился в Париже: «„Отверженные“. Какая это ложь! Везде ложь, от начала до конца все фальшиво, все высказываемые чувства от первого до последнего… Нет, в нашей литературе вы этого не найдете. Наш вымысел беден, мы часто скучны, но мы не настолько отдаляемся от жизненной правды, как французы». И в подтверждение своей мысли процитировал слова Проспера Мериме: «Русское искусство через правду дойдет до красоты». (А. Луканина. «Мое знакомство с И.С. Тургеневым».) С той же точки зрения он рекомендовал Стасюлевичу произведения Мопассана: «Изо всей молодой школы романистов во Франции самый талантливый г. де Мопассан, автор „Boule de Suif“»[44]. (Письмо от 25 февраля (9) марта 1881 года.)
Среди этих привычных занятий новое потрясение: известие об убийстве царя Александра II, который был разорван бомбой 1 марта 1881 года в то время, когда возвращался со смотра в Михайловском манеже. Убийство государя, освободившего крепостных и обещавшего конституцию России, было в глазах Тургенева равнозначно смертельному удару, нанесенному всем либералам. Террористы, убившие императора прямо на улице, были, по его мнению, страшными, безответственными чудовищами, действия которых не мог одобрить ни один разумный человек. Убив самого щедрого из царствовавших в России монархов, они вредили делу революции и заставляли власти усилить репрессии против поборников перемен. «Если и против нового царя вздумают делать попытки, – писал Тургенев Анненкову, – тогда уж точно – как говорится: завязамши глаза, да беги на край света – пока мужицкая петля не затянула твоей цивилизованной глотки». (Письмо от 6 (18) марта 1881 года.) Он уточнил свою мысль в статье на французском языке о новом императоре, которая была опубликована в «Ревю политик э литерэр»: «Что касается нигилистов, которые предполагают, что император из страха может пойти на весьма большие уступки, даже на конституцию, то они жестоко ошибаются, совершенно не учитывая его характер и энергию. Их попытки запугать могут только остановить его на том пути к либерализму, куда ведет его природная склонность; если он сделает несколько шагов в этом направлении, это будет вовсе не потому, что они его запугивают, а несмотря на то, что они угрожают ему».
Именно в таком настроении он приготовился ехать в Россию. Однако прежде чем отправиться в дорогу, с радостью побывал на свадьбе младшей дочери Полины Виардо Марианны с молодым композитором Альфонсом Дювернуа. «Брак их, вероятно, будет счастлив, – писал он Савиной, – так как они искренне любят друг друга и сошлись характерами вполне. Нечего Вам говорить, как я рад и тоже счастлив, хотя, конечно, в доме чувствуется пустота». (Письмо от 25 марта (6) апреля 1881 года.) И обещал своей корреспондентке скоро увидеть ее в России. 26 апреля – 8 мая 1881 года он отправился в дорогу. В течение всего пребывания во Франции он аккуратно переписывался с Марией Савиной, заботясь о ее здоровье, радуясь ее успехам в театре, вспоминая их последние встречи и «целуя все пальчики правой руки». Приехав в Спасское, он осмелился пригласить Савину к себе в гости. И чудо – она согласилась! Он равно пригласил старых друзей – чету Полонских. В течение четырех дней Савина оживляла дом своей молодостью и смехом. Она купалась в пруду вдали от посторонних взглядов. Завтракали на террасе. Потом Тургенев уходил в свой кабинет. Он заканчивал фантастическую повесть «Песнь торжествующей любви», которую начал писать в Буживале в 1879 году. Вечером вместе с Савиной выходил на балкон «слушать ночные голоса», вдыхал запахи уснувшей деревни, расспрашивал актрису о сердечных делах. Их разговоры, длившиеся допоздна, оставляли в его сердце чувство тихой горечи, неминуемого поражения. 17 июля, в день помолвки Полонских, он устроил ужин, попросил налить шампанского, сказал несколько слов. На поляне перед домом деревенские девки и парни водили хоровод и пели песни. Глаза Савиной блестели. Она покачивала головой и подпевала вместе с хором припев. «Ишь расходилась цыганская кровь!» – говорил Тургенев. И сам тяжело исполнил несколько па под аккомпанемент Полонского. Потом пригласил Савину и Полонских в кабинет и прочитал им «Песнь торжествующей любви». Эта большая повесть была посвящена памяти Флобера. Действие происходило в Италии в Ферраре в XVI веке. Два молодых человека – художник и музыкант – любят одну девушку Валерию. Художник женится на ней. Музыкант уезжает на Восток и возвращается через четыре года в сопровождении немого малайца. За это время он научился искусству колдовства. При помощи магической силы, которую постиг вдали, он овладевает душой Валерии. Он посещает ее в снах, и она, завороженная и околдованная, отдается ему. Потом он увлекает ее в ночи в домик, где живет, в глубине парка. Оба раза, прежде чем расстаться с ней, он исполняет на скрипке «Песнь торжествующей любви». Вся история, придуманная Тургеневым, была погружена в сверхъестественное, в колдовство, в гипнотизм. Прозрачный стиль автора и необычность рассказа соблазнительно контрастировали друг с другом. Вне всякого сомнения, это произведение было навеяно невозможной любовью к Марии Савиной. Коль скоро она не хотела уступать ему в реальной жизни, не мог ли он, как его итальянский герой, владеть ею хотя бы в мечтах? Чего бы не отдал он, чтобы околдовать по загадочному рецепту своего героя молодую женщину! Поняла ли Савина глубокий смысл повести, которую Тургенев прочитал для нее? В любом случае она слушала с восхищением. Полонские аплодировали. Тургенев сиял. Однако он боялся приема повести прессой. И был прав. За исключением нескольких газет, которые похвалили чистый язык автора, большинство критически оценили экстравагантность интриги. Тургенев хотел, чтобы Савина осталась в Спасском еще на несколько дней. Однако на следующее после чтения утро она уехала. И некоторое время спустя объявила ему о помолвке с Никитой Всеволожским.
После отъезда Савиной Тургеневым овладело мрачное настроение. Его неотступно преследовали мысли о смерти. Узнав о том, что в Брянске разразилась холера, он стал обнаруживать симптомы болезни у себя. Впрочем, Брянск был в трех сотнях верст от Спасского, и Тургенев явно чувствовал себя хорошо. Полонскому, который сделал ему замечание, он ответил: «Запала в меня эта мысль, попало это слово на язык, – и кончено! Мысль, что меня вот-вот захватит холера, ни на минуту не перестает меня сверлить, и что бы я ни думал, о чем бы ни говорил, как бы ни казался спокоен, в мозгу постоянно вертится: холера, холера, холера… Я, как сумасшедший, даже олицетворяю ее; она мне представляется в виде какой-то гнилой, желто-зеленой, вонючей старухи. Когда в Париже была холера, я чувствовал ее запах: она пахнет какою-то сыростью, грибами и старым, давно покинутым дурным местом. И я боюсь, боюсь, боюсь…»
