Кутберт вскочил с места.
— С твоего позволения, преподобный Иаков, эта тонзура предписана никому иному, как праведному апостолу Иоанну, и ты можешь видеть, что она являет собой венец или круг.
Иаков покачал головой:
— Коли ты стоишь прямо передо мной. Но коль скоро ты наклонишь голову или станешь как-то иначе по своему усмотрению…
Нахмурившись, Кутберт сделал это.
С римских скамей послышался раскаты смеха.
— Видишь, несовершенный венец, полукруг: «Decurtatam eam, quam tu videre putabas, invenies coronam!»[18]
Кутбрет рухнул на скамью, его лицо покраснело.
Иаков же указал на маленькую тонзуру, выбритую у него на макушке.
— А вот это правильный круг, символ тернового венца, благословенного Петром, иже есть камень, на коем стоит наша церковь. Даже некоторые церкви Британии ныне принимают истинность этой тонзуры. Те бритты, что покинули сей остров, дабы поселиться в далекой Иберии, в стране Галисии, приняли corona spinea.[19]Тридцать лет тому назад синод в Толедо потребовал запретить священству бриттов в Галисии ношение прежней варварской тонзуры.
И Иаков с довольной улыбкой уселся на свое место.
Фидельме же не понравилось, что сторонники Колумбы промолчали. Почему никто не вышел объяснить тонзуру Колумбы и ее глубокий мистический смысл? Воины Ирландии и Британии считали позором лишиться волос на затылке, это означало бесчестье для мужчины. В древние времена, во времена друидов уже существовала такая тонзура — арьвак гьюнне, «изгиб бритья». Для народа Ирландии она имеет древний сокровенный смысл. Фидельма сделала шаг вперед и собралась уже заговорить, когда рука Эадульфа схватила ее за плечо.
Она испуганно вздрогнула и обернулась.
Эадульф кивком указал на противоположную сторону храма.
Брат Торон выходил через боковую дверь.
Фидельма закусила губу, вновь повернулась лицом к бушующему залу, но другой оратор уже встал и возвысил голос в яростном споре.
Пересечь храм, чтобы последовать за Тороном, не представлялось возможным, стало быть, лучше будет выйти в те же двери, в которые они вошли, и попытаться перехватить его.
Она жестом велела Эадульфу следовать за ней.
Но когда они обогнули стены храма, Торона уже нигде не было видно.
— Он не мог уйти далеко, — заметил Эадульф раздраженно.
— Давай-ка посмотрим там. — И Фидельма указала в сторону монастырской школы.
Они пересекли монастырь и уже выходили на школьный двор, как вдруг Фидельма прошептала:
— Стой! — и потянула Эадульфа в тень.
Посредине двора стояли Вульфрик и брат Сиксвульф, словно поджидая кого-то, а пикт Торон поспешно направлялся к ним.
Сиксвульф сказал что-то и тут же повернулся к школе. Фидельма впервые заметила, как странно он ходит — горбясь и явно с трудом. Она вспомнила слова настоятельницы Аббе о том, как наказал настоятель Вилфрид своего вороватого секретаря. Его высекли розгами. Фидельму передернуло при мысли о том, какие раны остаются после такого наказания.
Вульфрик и Торон смотрели вслед брату саксу, пока тот не скрылся внутри школы. Потом Торон сунул руку за пазуху, вынул что-то и передал Вульфрику. Вульфрик же, глянув, сунул полученное в одежду, тихо что-то произнес и рассмеялся. Потом повернулся и поспешил прочь к боковым воротам.
Брат Торон постоял некоторое время, глядя ему вслед, упершись руками в бедра. Потом повернулся и неспешно двинулся обратно через двор к тому месту, где стояли Фидельма и Эадульф.
Фидельма потянула Эадульфа, и они выступили из тени.
Торон, увидев их, вздрогнул и бросил быстрый взгляд через плечо, очевидно, чтобы убедиться, что Вульфрик успел уйти. Вульфрик уже исчез за боковыми воротами, и тогда Торон с уверенной улыбкой воскликнул:
— Прекрасный денек, сестра Фидельма и брат Эадульф, не так ли? Я слышал о вашем расследовании. Воистину вся обитель говорит о нем. Эта тема обсуждается столь же горячо, как и дела на синоде.
Фидельма не приняла его попытки все свести к дружелюбной, но пустой беседе.
— Нет, мы просто прогуливаемся, сбежав из наших скучных пыльных келий. Ты сказал, что день выдался прекрасный. А я говорю, как хорошо, что мы тебя встретили.
— Вот как? Почему же? — осведомился монах-пикт, тут же настораживаясь.
— Ты ведь посетил Этайн в келье в день ее смерти, не так ли?
Торон как будто удивился.
— Я… да, посетил, — признался он. — Почему ты спрашиваешь? — Потом улыбнулся. — Ах, разумеется, как я глуп. Да, я ходил повидаться с ней, но это было рано утром.
— Зачем? — спросил Эадульф.
— По личному делу.
— По личному? — В голосе Фидельмы прозвучало что-то колкое.
— Я знаю… я знал настоятельницу Этайн и решил, что будет правильным, коль скоро я сообщу ей о моем присутствии в Стренескальке и пожелаю ей удачи в диспуте.
— Когда ты познакомился с ней? — спросила Фидельма. — Ты не говорил мне об этом во время нашей поездки с Ионы.
— Ты ведь не спрашивала, — возразил Торон самоуверенно. — Но тебе известно, что я учился в Ирландии. Я изучал философию в Эмли, и сестра Этайн, поскольку она служила там, была некоторое время моей наставницей.
— И ты тоже учился на Эмли? — воскликнула Фидельма, выгнув брови. — Эмли славится своей школой, но, кажется, слишком много здесь собралось однокашников. Ты встречал в Эмли сестру Гвид?
Торон захлопал глазами от удивления и покачал головой.
— Нет. Я даже не знал, что она училась там. Почему она мне не сказала об этом?
— Возможно, потому, что ты ее не спрашивал, — не удержалась от ответной колкости Фидельма.
— Знавал ли ты Ательнота, будучи в Эмли? — спросил Эадульф.
— Да, его — знал. Я как раз завершал свои занятия, когда Ательнот приехал туда. Я видел его там не больше месяца, прежде чем я уехал. Но вы говорите, что сестра Гвид тоже была в Эмли?
— Некоторое время, — сказала Фидельма. — Ты видел Этайн с тех пор, как покинул Эмли?
— Нет. Но я всегда испытывал к ней уважение. Она была превосходным наставником, и когда я услышал, что она служит там, то решил отыскать ее. Видишь ли, я не знал, что она стала настоятельницей Кильдара. Вот почему у меня в голове не возникло связи между Этайн и тобой, сестра Фидельма.
— Как долго пробыл ты у Этайн в день ее смерти? — спросил Эадульф.
Торон поджал губы, задумавшись.
