В случае победы славян, Россия получит австрийскую Польшу, сербы — Бачку и Серемшег[16], Франция — Эльзас, Япония — Киучау, и все немецкие колонии исчезнут.
В случае немецко-австрийско-венгерской победы Сербию, скорее всего, разделят, Черногория исчезнет, Польшу присоединят к Монархии, а Германия сохранит Бельгию и, сверх того, получит контрибуцию от Франции в 30–50 миллиардов.
Как дело ни повернется, единственная польза, настоящая большая польза от войны — это длительный мир.
Однако, раньше чем через пять месяцев, ждать заключения мира не приходится. Если мир установится за более короткое время, это будет всего лишь временное прекращение военных действий, во время которого все стороны до разрыва сухожилий будут разворачивать подготовку, чтобы с началом новой войны максимально сохранить свои позиции.
В сегодняшних газетах новости о смерти Гарроса, его сбили на самолете. Ужасы, по сравнению с которыми ужасы и муки наполеоновских войн — смешные мелочи. Если сейчас хотя бы у одной из сторон был какой-нибудь военный гений, обозначающий перевес, это бы обеспечило быстрый мир. Но лидеры равны по силам, и шансы тоже равны. Современные военные действия похожи на современные шахматы: все сухо, по науке, нет в них больше красот, блеска, изящных жертвенных комбинаций. Все расписано и прогнозируемо.
28 августа. Пятница. С 10-ти вечера до 6-ти утра спал без единого перерыва и без снов — все потому, что доза была правильная. Когда думаю о прошлом и о будущем, всегда стараюсь, чтобы цепочка мыслей не вызвала боль и чувство горечи. Так, например, меня распирает от гнева на подлого противника, который всех нас обрек на войну и невозможные тяготы. Однако победные вести с немецкого фронта хлынули таким потоком, что тревоги быть не может: скоро мы начнем диктовать условия мира и мирного существования. После обеда закончил чтение романа Мережковского «Леонардо да Винчи». У писателя много уязвимых мест, но, в то же время, он обладает какой-то высшей способностью держать композицию. Он не достаточно разрабатывает интересные моменты и не дает окончательной разгадки истории Леонардо и Джоконды. Мы так и не узнаем, что думает Леонардо об этой женщине. То, что он о ней много думает и смотрит на ее портрет, — об этом написано достаточно, но о чувствах — ни слова. Финал тоже ничем не обоснован. Нет окончательного вывода о гомосексуализме Леонардо. Отношения его с Буонарроти не могли быть такими, как описано в романе, — даже если они были врагами, то наверняка часто соприкасались.
Однако же хороший урок: никогда не позволять скуке, дурному настроению и черствости взять верх над тобой. Надо… лечить тело, ведь лишь его болезнь может служить причиной страданий духа. Если я когда-нибудь вернусь домой, в счастливую, спокойную жизнь, с какой божественной мудростью стану я устраивать свою новую жизнь. Я безжалостно расправлюсь с этим глупым, отупляющим самовнушением, стану опираться на истинные жизненные ценности. В браке я успел испытать немало разочарований, потребуется здоровье, уважение к прошлому, чтобы создать после всего, что было, полное счастье, которое я сам мог бы построить уже в первую неделю. Но не сделал этого и обрек свою жену на мучительный выбор и истерическую нервотрепку. Надо вернуться назад, в чудесные счастливые времена, в осень и весну 1911-го, когда мы радовались каждой мелочи.
Дневной отчет. После обеда бездельничал во дворе, в половине четвертого купался. Ужин. Сегодняшняя доза 0,32.
1915
12 марта. Распорядок моей жизни нынче таков. Утром просыпаюсь между половиной восьмого и восемью. Беспокойство пляшет в нервах, но сонливость тут же тянет обратно, в подушки. Тем временем ощущаю горячие бедра жены, крепко зажатые моими. Мысли направляются в сексуальное русло. Накатывают воспоминания — жгучие и раскаленные по вкусу. Те опьяняющие коитусы, которые имели место зимой 1913 или весной 1912 годов. Часто сама ситуация, положение кажется новым и особенным. Например, сегодня утром — соблазнительная поза, в которой креольские телеса моей жены растянулись на подушках, готовые к борьбе. После чего следует искусно затянутый и впечатляющий коитус, который за секунду-полторы доводит нас обоих до экстаза. Потом мы какое-то время еще лежим растянувшись, застыв в позе этого благословенного мгновения, и наслаждаемся сладостью удовлетворенности. Потом я встаю. Комната холодна, я дрожу, думаю, как было бы ужасно сейчас торопливо умываться, как в Комароме, на холодном ветру, а потом дергаться, боясь, что второпях не удастся удачно сделать укол. Часто я говорю себе: какой ты ужасно беспокойный, если так будет продолжаться, и речи быть не может, чтобы ты отказался от этой страсти, ведь необходимость в этом рано или поздно настанет! Но после этого я успокаиваю себя. Ведь это состояние длится недолго. Если человек решил, он может за одну-две минуты совершенно побороть беспокойство и отложить укол еще на пять-шесть часов, как я уже много раз делал. Этим я успокаиваю себя и ввожу себе первую утреннюю дозу. Чистый p-t в 5 % растворе 0,12-0,13 грамм. После ложусь в постель, и в наипрекраснейшем настроении выкуриваю сигарету и начинаю читать «Эшт». Тем временем, горячее тело жены вызывает приятнейшие осязательные ощущения. В этом положении в моем сердце пробуждается особая благодарность к ней, ведь мы действительно уже очень свыклись друг с другом. Потом так валяюсь, выкуриваю пару-тройку сигарет, пью чай с маслом, сыром и джемом, чтобы после, четвертой сигаретой завершить утреннее горизонтальное положение. В относительно хорошем расположении духа умываюсь, тороплюсь, думаю, как славно пройдет время до обеда в теплом кабинете (Буду читать, курить, даже письмо напишу!) Готовый к выходу быстро целую на прощание жену, которая к этому моменту уже успевает со своей командой (Бикай[17]) изрядно продвинуться в операции по наведению чистоты.
В кабинет прибегаю пешком, раздеваюсь, и в компании моего благодушного капитана, а с 11 — и полковника мы со вкусом дымим и болтаем. Периодически мне приходится отходить в соседнюю комнату, чтобы осмотреть какого-нибудь добровольца или запоздавшего призывника. Как положено, спрашиваю, здоров ли он, и если заявляет, что здоров, делаю общий осмотр и слушаю сердце. Если же сказывается больным, в соответствии с этим всегда провожу детальное обследование, за исключением глазных болезней — с ними посылаю в больницу.
Неприятные явления в сердце и слабость ощущаю все реже. Причина их отчасти курение, отчасти — мелкие недомогания. (Не дай мне Бог пережить еще раз те ужасные ощущения, которые были в декабре и январе, и, особенно, в ноябре).
В полдень — следующий укол. Тут уже чистый пантопон 0,08 или 0,10 грамм. Иногда всего 0,06! Не то, чтобы горело, так, для оживления аппетита. Потому как я бы и до половины второго вытерпел отлично, но, в таком случае, за обедом я буду излишне привередлив и неприятен. Так я еще полчаса читаю, рисую или напеваю у себя в кабинете, выкуриваю одну сигарету, которая в такой момент особенно приятна, и жду Ольгу. Она всегда приходит за пять-шесть минут до половины второго, и мы сразу отправляемся на обед. В столовой оба едим как следует, с аппетитом; в завершение трапезы — черный кофе и сигарета. […] Дома с удобством располагаюсь на канапе и погружаюсь в газеты. Ольга сидит на корточках у печки и корпит над романом Толстого «Война и мир» [!]. Уже два месяца. Когда закончит читать роман — тайна будущего (сия велика есть), проще сказать, когда курица яйцо снесет. Думаю, к заключению мира закончит. Это наилучшим образом подойдет к названию и сути романа.
