Мать вытащили из телеги и ввели в молитвенный дом со связанными руками. Ричард попытался войти, но констебль велел ему ждать во дворе и не мешать судьям. Ричард встал позади толпы, но, так как его рост превышал шесть футов, он хорошо видел, что происходит внутри. Как только мать ввели в здание, судьи дали констеблю знак, и тот провел ее вперед и поставил перед тремя мужчинами, чьи имена были хорошо известны в Салеме и за его пределами, — Бартоломеем Гедни, Джоном Хоторном и Джонатаном Корвином. Джон Баллард подписал ордер, развязал веревки на руках матери, козырнул судьям и вышел, оставив ее перед судилищем.
Слева от нее, закованные в кандалы, стояли несколько мужчин и женщин, среди которых были тетушка Мэри и Маргарет. Мать попыталась заговорить с ними, но ей велели молчать. На передних рядах, тесно прижавшись друг к другу, сидела группа молодых женщин и девушек. Они тихонько переговаривались и с любопытством рассматривали обвиняемых. Каждый раз, когда судьи вызывали одного из заключенных, они либо подавались вперед, либо взвизгивали, либо падали на пол и извивались, подобно змеям, вылезающим из кожи. Как рассказывал Ричард, мать смотрела прямо на судей и не обращала внимания на девушек, как не обращают внимания на выходки избалованного ребенка.
Наконец произнесли имя Марты Кэрриер, и, по словам Ричарда, одна из девушек, по имени Абигейль Уильямс, тотчас встала и указала не на мать, а на тетушку Мэри. Когда же мать выступила вперед, девушка тотчас поняла свою ошибку, и ее палец повернулся в другом направлении, как флюгер при переменном ветре. Потом другие девушки впали в истерику, и прошло несколько минут, пока они успокоились и судья смог говорить. Один из судей повернулся к обвинителям и спросил девушку, которая указывала на мать пальцем:
— Абигейль Уильямс, кто терзает тебя?
И Абигейль, царапая лицо ногтями, ответила:
— Хозяйка Кэрриер из Андовера.
Тогда судья повернулся к другой девушке и спросил:
— Элизабет Хаббард, кто терзает тебя?
И Элизабет, схватившись за живот, отвечала:
— Хозяйка Кэрриер.
Повернувшись к третьей, он вновь спросил:
— Сюзанна Шелдон, кто терзает тебя?
И Сюзанна отвечала, глядя с мольбой на зрителей, словно просила их помощи в борьбе с мучительницей:
— Хозяйка Кэрриер. Она меня кусает и щиплет и говорит, что перережет мне горло, если я не распишусь в ее книге.
Снова раздался крик, на этот раз среди свидетелей:
— В книге дьявола… она велела им расписаться в книге дьявола…
Тогда со своего места вскочила девушка по имени Мэри и стала кричать, что мать приносила ей книгу дьявола и мучила ее, когда она спала. Судьи терпеливо ждали, пока в зале не установился порядок, и тогда повернули головы в сторону матери. Главный судья спросил мать:
— Что ты ответишь на эти обвинения?
Голос матери звучал громко, и его было отчетливо слышно в задних рядах:
— Я этого не делала.
Тогда одна из девушек вскочила и, указывая на стену позади судей, закричала:
— Она смотрит на черного человека.
Другая взвизгнула и сообщила, что ее укололи булавкой в бедро. Самый низкорослый из трех судей испуганно посмотрел на стену через плечо.
— Что это за черный человек? — спросил он.
— Я не знаю никакого черного человека, — ответила мать.
Крики двух девушек заглушили ее слова.
— Он там, он там! Я вижу, как он что-то шепчет ей на ухо… — И через некоторое время: — Смотрите, меня снова укололи!
Мать скрестила руки на груди, но по-прежнему не обращала внимания на беснующихся девушек, и главный судья снова спросил у нее:
— Что за черного человека ты видела?
На что мать спокойно отвечала:
— Я не видела никакого черного человека. Я видела только вас.
Наступила тишина, а потом из задних рядов послышался тихий смешок. Главный судья заморгал, будто его ослепил яркий свет, нахмурился и указал на девушек:
— Можешь посмотреть на них и не свалить их с ног взглядом?
— Если я на них посмотрю, они станут притворяться, — ответила мать, но судья снова указал на девушек, и, когда мать повернула голову в их сторону, они тут же попадали на пол, визжа и царапая себя, будто их повалили наземь и четвертуют.
Истерика произвела на судей нужное впечатление, и третий судья, до этого молчавший, встал и сказал:
— Видишь, ты смотришь на них, и они падают.
Мать подошла ближе к судьям и сказала громким голосом, чтобы ее было слышно, невзирая на стоящий гул:
— Это неправда. Дьявол лжет. Я ни на кого не смотрела, кроме вас, с тех пор как вошла.
Затем девушка по имени Сюзанна впала в транс — ее тело будто одеревенело, она задрожала мелкой дрожью, словно от какой-то душевной муки, и, указывая пальцем наверх, в балки потолка, закричала:
— Неужели ты могла убить тринадцать человек!
Другие девушки тоже посмотрели на балки, потом стали тыкать в них пальцами и лезть под лавки, будто хотели спрятаться.
— Смотрите, там тринадцать духов! — кричали они. — Видите, как они показывают на хозяйку Кэрриер! Она убила тринадцать человек в Андовере…
Мужчины и женщины, собравшиеся в молитвенном доме, все как один подняли глаза к потолку и отпрянули к выходу. Ричард слышал, как одна женщина, стоявшая рядом с ним, сказала другой:
— Это правда. Прошлой зимой она убила тринадцать человек, наслав на них оспу. Я слышала, она привезла ее из Биллерики. Об этом многие говорят.
Мать сделала несколько шагов в сторону девушек, и они были так поражены, что на мгновение затихли. Она повернулась к судьям и сказала:
— Стыдно вам слушать этих девушек, которые явно выжили из ума.
Девушки завопили с новой силой:
— Вы видите их? Духов!
Судьи заерзали на своих местах и стали передвигать стулья, как делают люди, сидящие под деревом, чтобы на них не упал птичий помет. Некоторые мужчины в ужасе бросились прочь из молитвенного дома, будто их жизни грозила опасность, некоторые из женщин потеряли сознание и стали сползать со скамей. Все указывали на темные тени, сгустившиеся под потолком. Люди крутили головами на задеревеневших от страха шеях. Даже Ричард не удержался и взглянул вверх, пытаясь рассмотреть духов. Низкорослый судья спросил мать чуть ли не умоляющим тоном:
— Разве ты их не видишь?
— Если я вам отвечу, вы не поверите, — сказала мать, и Ричард понял, что возможен лишь один конец.
Девушки завопили в унисон:
— Ты видишь их… Видишь…
Мать указала на них пальцем, строго, как судья, и сказала:
