Чост не отходил от Лейры, то и дело трогал ее горячий лоб и молился о том, чтобы она пришла в себя. Ее ноздри слегка подрагивали, грудь плавно поднималась и опускалась, глаза оставались закрытыми. Что сделал с ней Куршахас? Проснется ли она когда-нибудь?..
Взглянув на Чоста, колдун попытался сыграть на его страхах:
— Разве ты не понимаешь, мальчик, что, если эти ублюдки меня убьют, ее душа отправится со мной?
— Заткнись, отродье Тьмы!
— Увидишь! — Упырь хрипло рассмеялся.— Но будет поздно.
— Замолчи! — Вскочив на ноги, Чост поднял железный нож.
— Чост! — рявкнула на него Соня и ткнула Куршахаса мечом.
Колдун зашипел и грязно выругался, потом попытался схватить лезвие, но обжег руки и с воем отдернул их.
Ночь, казалось, никогда не кончится, и утро не наступит. Чтобы хоть чем-то занять время, один из воинов спросил Куршахаса:
— Сколько ты прожил, илорку?
Тот лишь фыркнул в ответ.
— Скажи, мне интересно. Сколько тебе лет?
— Я поил твою прапрабабушку своей кровью во время обрядов Семрога, дурак. Она любила меня и отдавалась мне с восторгом.
Стражник рассмеялся: его ничуть не затронули слова Куршахаса.
— Нет, серьезно. Скажи. Ты помнишь короля Атрона?
— Он что, твой герой? Он был просто грязью. Грязью!
— А древний Ахерон помнишь?
Упырь вдруг заговорил совершенно серьезно:
— Я жил среди пурпурных теней Пифона — столицы Ахерона. Я ровесник богов, которым вы, дураки, поклоняетесь. Вы подняли руку на божество. Ничего у вас не получится. Я могу возродиться даже из пепла. Однажды я так и сделал….
Соня удивленно взглянула на него. Куршахас выглядел слабым и изможденным. Ночь была на исходе, а ему не перепало ни капли крови. Может, он начинает заговариваться?
— Я божество темных лесов,— выдохнул Куршахас, закрывая глаза и устало откидывая голову назад.— Известно ли вам, сколько жизней я впитал? Я поглощал целые народы. И все же они не исчезли. Как дождь, как зеленая трава, как и все на свете, они появляются снова, полные новой жизни, новой крови… Почему? — Открыв красные, полные ненависти глаза, он внезапно завопил: — Почему? Почему вы, пустые, никчемные существа, должны жить и умирать в невежестве, в то время как боги проклинают меня? Меня! Почему не вас?
Он попробовал сесть и снова потянулся к мечу Сони. Один из стражников ткнул его железом. Куршахас упал, завывая от боли, но вдруг снова рассмеялся глубоким, гортанным смехом.
— Я нужен вам,— зашипел он.— Я — то зло, которое вы стремитесь победить в себе. Что вы будете делать без меня? Когда вам некого будет ненавидеть, придется признать, что вы сами себе ненавистны. Ваша жизнь станет бесцельной. Зачем вам тогда боги? Черви! Вы не знаете, что такое полноценная жизнь! Вы как туман — серые, бесполезные, преходящие. Только я мог даровать бы вам истинную жизнь! — Куршахас хрипло завыл. — Убейте меня сейчас! Во имя Ордру и Семрога, будьте вы прокляты. Убейте меня сейчас! Сейчас! Не дайте мне увидеть солнечный свет!
* * *
Соня отвернулась от него. Ее ноги одеревенели, спину ломило, руки, казалось, налились свинцом, а голова гудела.
За окном стало заметно светлей. С улицы донесся звон храмовых колоколов, возвещавших приход нового дня. Защебетали ранние птицы.
Куршахас вздрогнул и попытался было встать, но его вынудили снова сесть.
— Укройте меня! — взвизгнул он.— Во имя Ордру, не дайте мне умереть на солнце!
Воины покрепче сжали мечи и пики. Те, кто отдыхал в стороне, подошли поближе. Несколько стражников поднялись на возвышение.
Заря разгоралась все ярче.
— Не дайте мне умереть! — вопил Куршахас.— Я не простой смертный! Вы не понимаете, какую жизнь хотите уничтожить. Вы ничего обо мне не знаете! Все вы — это я! Не дайте мне умереть!
Взошло солнце, и Соня мрачно проговорила:
— Отойдите теперь все…
Куршахас медленно поднялся на ноги, наклонившись, будто бы для последнего, отчаянного прыжка. Его глаза потеряли яркий желтый блеск и отсвечивали белым, а зрачки стали маленькими и серыми.
Широкий золотой луч высветил неправильный прямоугольник на противоположной стене у пола. Куршахас Застонал:
— Не дайте мне умере-еть!..
Он медленно осел, шипя и извиваясь, и его окружило легкое облако серого тумана.
Соня сделала глубокий вдох:
— Отойдите. Быстрее!
Окружавшие ее воины расступились, а она вышла вперед. Подняв меч, она нацелила его на грудь Куршахаса и заставила колдуна выйти из угла. Он тихо шипел и постанывал, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Дойдя до прямоугольника солнечного света, упырь упал на него ничком.
От тела Куршахаса клубами начал подниматься дым. Слабо пошевельнувшись, колдун всхлипнул и замер. Вскоре у него осыпались волосы — светло-серые и легкие, как пепел, плоть потрескалась, как пересохший пергамент, и отвалилась, кости рассыпались. Все было кончено. Под темным плащом не осталось ничего, кроме тонкого слоя мельчайшей пыли.
В комнате наступила полная тишина.
Соня взяла масляную лампу, поднесла к одеждам Куршахаса, разбросанным на каменном полу, и бросила ее. Разлившееся масло вспыхнуло, уничтожая то, что совсем недавно было кровавым злодеем.
Чост, не выпускавший руку Лейры, вдруг почувствовал, как сердце девушки забилось сильнее. Затрепетали веки, лицо порозовело. Затем она открыла глаза:
— Чост…
Соня медленно подошла к креслу и тяжело, словно древняя старуха, опустилась в него. Дрожащими руками девушка налила себе вина, залпом осушила большую серебряную чашу, уронила ее, запрокинула голову и мгновенно заснула.
Глава одиннадцатая
Величайшим потрясением для Аренджуна стала смерть двух видных вельмож — Хавлата и Куршахаса. Три дня городская стража потратила на то, чтобы разобраться в этом более чем странном происшествии. Подробности дела оказались столь удивительны и ужасны, что было решено запретить всем, кто был хоть как-то к этому причастен, рассказывать о том, что они видели и слышали, под страхом изгнания.
Однако никакие угрозы не смогли остановить слухи, и вскоре весь город говорил только о событиях последних дней.
Соня честно поведала стражникам обо всем, что ей пришлось пережить, и ее не только признали невиновной в смерти Хавлата, но и присудили девушке награду, обещанную за поимку убийцы, который несколько лун держал в страхе весь город. Сто золотых монет!
Итак, все выяснилось. Теперь Соня была свободна и богата и могла позволить себе отдохнуть и расслабиться. Однако, справедливо рассудив, что без помощи друзей ей пришлось бы туго, воительница решила отдать половину награды Чосту и Лейре.
