— На фургоне что-нибудь было написано?
— Не заметила. Просто белый фургон.
— А какая модель?
— Я в этом не разбираюсь. Белый, грязный, старый. Настоящая развалина.
— Водителя вы не видели?
— Разве отсюда разглядишь, кто сидит внутри? Но ночью, когда у меня открыто окно, я иногда слышу звуки.
— Звуки? Какие именно?
— Блеяние, скулеж.
— Их издают животные?
— А то кто же?
— Можно открыть? — спросил д’Агоста, указывая на окно.
— Сейчас холоду напустите. А мне потом платить за обогрев.
— Я на минуточку.
Не дожидаясь ответа, лейтенант поднял двойную раму и выглянул наружу. Холодный осенний воздух был прозрачен и тих. Отсюда вполне можно слышать звуки, доносящиеся из фургона.
— Послушайте, если хотите подышать свежим воздухом, делайте это не за мой счет.
Д’Агоста с треском опустил раму.
— А как у вас со слухом, миссис Пицетти? Вы носите слуховой аппарат?
— А как у вас со слухом, служивый? — парировала старушка. — У меня-то все в порядке.
— А что еще вы говорили Смитбеку? Вы что-нибудь знаете о Вилле?
Миссис Пицетти слегка замялась.
— Говорят, там за забором кто-то бродит.
— Какое-то животное?
Она пожала плечами.
— А иногда фургон выезжает вечером. Всю ночь где-то колесит, а утром возвращается.
— Часто?
— Два-три раза в год.
— А зачем, вы не знаете?
— Знаю. Они охотятся за людьми. Для своей общины.
— Откуда вы знаете?
— Люди говорят. Местные старожилы.
— А кто именно, миссис Пицетти?
Старушка опять пожала плечами.
— Вы можете назвать их?
— Нет. Еще не хватало соседей подставлять. Да они меня убьют.
Д'Агоста постепенно накалялся. Старая дама оказалась крепким орешком.
— Что еще вам известно?
— Больше ничего не помню. Кроме кошек. Он кошек очень любил.
— Простите, кто любил кошек?
— Да этот репортер, Смитбек. Кто ж еще?
Кошек любил. Да, Смитбек был настоящим профессионалом, знал, как расположить к себе людей. На самом деле кошек он не выносил. Д’Агоста хмыкнул и посмотрел на часы.
— Значит, фургон вернется через час?
— Да уж, как водится.
Выйдя на улицу, д’Агоста с наслаждением вдохнул бодрящий вечерний воздух. Тихо и зелено. Трудно поверить, что это Манхэттен. Он еще раз посмотрел на часы: начало девятого. Идя сюда, он заметил на дороге закусочную. Он закажет там чашечку кофе и будет ждать.
Фургон появился строго по расписанию. Это был закрытый «шевроле-экспресс» 1997 года с затемненными передними стеклами и лестницей, ведущей на крышу. Он свернул с Западной Двести четырнадцатой улицы на Индиан-роуд, медленно проехал квартал и повернул на боковую дорогу, ведущую к Виллю. У цепи, перекрывавшей проезд, он остановился.
Д’Агоста замедлил шаг, сделав вид, что собирается перейти улицу позади фургона. Дверь открылась, из машины вылез человек и отпер замок. В неясном сумеречном свете он показался д’Агосте очень высоким. На нем было старомодное длиннополое пальто, в которых обычно ходят персонажи вестернов. Лейтенант остановился и зажег сигарету, стараясь не показывать лицо. Переехав через лежавшую на земле цепь, фургон остановился снова.
Бросив сигарету, д’Агоста быстро подошел к фургону сзади, стараясь, чтобы водитель его не увидел. Он слышал, как тот поднял цепь и повесил замок, потом сел в машину. Пригнувшись, лейтенант подбежал к фургону, взобрался на бампер и ухватился за лестницу. В конце концов, это общественная земля, она принадлежит городу, и представитель правоохранительных органов имеет право по ней передвигаться, если при этом он не вторгается в частные дома.
Фургон медленно двигался по дороге. Огни Верхнего Манхэттена остались позади, и вскоре они въехали под сень Инвудского леса. Хотя окна были плотно закрыты, д’Агоста отчетливо слышал звуки, о которых говорила миссис Пицетти: крики, блеяние, мяуканье, лай, кудахтанье и, что самое ужасное, тоненькое испуганное ржание, которое явно принадлежало недавно родившемуся жеребенку. При мысли об этих несчастных животных и той судьбе, которая им уготована, д’Агосту охватил неудержимый гнев.
Спустившись с холма, фургон остановился. Услышав, что водитель вышел из машины, д’Агоста спрыгнул с бампера и нырнул в ближайшие кусты. Припав к земле, он стал наблюдать за водителем. Тот отпер старые ворота в проволочной изгороди, и на какое-то мгновение его лицо попало в свет фар. Это был белый человек с утонченной, почти аристократической внешностью.
Фургон въехал в ворота и остановился. Заперев ворота, водитель поехал дальше. Д’Агоста поднялся и стряхнул с себя листья. Руки у него дрожали от негодования. Теперь, когда этим животным грозила опасность, ничто не могло его удержать. Он был представителем закона и находился при исполнении служебных обязанностей. Обычно детективы не носят форму, поэтому он был в штатском. Вынув из кармана значок, он приколол его к лацкану, потом перелез через ограду и зашагал по дороге, где вдали мигали задние фонари фургона. За поворотом показалась большая приземистая церковь со шпилем, вокруг которой тускло светилось беспорядочное скопление огоньков.
Через минуту лейтенант остановился, вглядываясь в темноту. Безошибочное чутье полицейского подсказало ему, что он здесь не один. Вынув фонарик, он направил свет на стволы деревьев и шелестящие кусты.
— Кто здесь?
Тишина.
Выключив «маглайт», д’Агоста спрятал его в карман и стал внимательно смотреть по сторонам. На небе висел месяц, и в его призрачном свете буковые деревья были похожи на ноги неведомого чудовища, обильно покрытые струпьями. Лейтенант прислушался. Здесь явно кто-то был. Теперь он его не только чувствовал, но и слышал. Тихое шуршание мокрых листьев, треск сломанной веточки.
Д’Агоста потянулся за пистолетом.
— Я офицер полиции Нью-Йорка, — гаркнул он. — Прошу вас выйти на дорогу.
Фонарик он больше не включал. Сейчас он хорошо видел и без него.
За деревьями показалась фигура, двигавшаяся странной шатающейся походкой. Потом она нырнула в кусты и исчезла из виду. Сразу после этого в лесу раздался странный возглас, нечленораздельный и замогильный, словно он исходил из плохо слушавшейся глотки: «Ва-а-а-а-а-у-у-у-у-у…»
Д’Агоста выхватил фонарик и направил его в чащу. Никого.
Чертовщина какая-то. Наверное, это детишки его разыгрывают.
Он направился к кустам, освещая путь фонариком. Все видимое пространство было заполонено огромными азалиями и горным лавром. Чуть поколебавшись, д’Агоста стал пробираться сквозь заросли.
