В этот момент распахиваются створки автоматических дверей лифта, и женщина, попрощавшись, заходит внутрь и нажимает кнопку первого этажа.
Я заканчиваю уборку и возвращаюсь в квартиру, раздумывая при этом, стоит ли сейчас сразу лезть в душ или же можно позволить себе еще немного поваляться. И в этот момент замечаю, что на полу под вешалкой четко отпечатался красный следок Машки-ной туфельки. Света его не заметила. «Правая нога.» – совершенно автоматически отмечаю про себя, нагибаюсь, чтобы достать из ведра тряпку, и.
Вот интересно: а правду рассказывают, что Ньютону яблоко на голову упало, и он сразу свою формулу открыл? Нет, я не к тому, что интеллигентам надо чаще по башке стучать. Хотя это иной раз и нелишне будет. Я – в философском плане. Как вообще великие открытия делаются? Являются ли они плодом длительных напряженных раздумий или же, наоборот, совершаются неожиданно, под действием некоего внешнего фактора? Вынашивают ли их долго и мучительно, как беспокойное дитя, или все проще: фруктом по темечку – и твое имя уже в истории?
Шучу. Одним только яблоком, понятное дело, вопроса не решишь. Гениальная идея, так или иначе, созревает где-то глубоко внутри, и иногда не хватает лишь одного, порой совсем легкого, толчка извне, дабы она обрела вполне осязаемые контуры. Это потом уже все обрастает красивой легендой – и Ньютон, задремавший под яблоней с пергаментом и пером в руках, и выскочивший из ванны Архимед, с криком «Эврика!» несущийся нагишом по улицам Сиракуз, и Менделеев, увидевший во сне свою таблицу.
А сейчас крохотный следок попавшей в варенье туфельки моей маленькой племяшки – красный, кстати говоря! – послужил именно таким толчком, или, точнее сказать, неким связующим субстратом. Благодаря этому субстрату отдельные эпизоды расследуемого дела вдруг перестали бестолково роиться в моей голове, а частично сложились в единую стройную картину, в которой каждый факт и каждая деталь начали обретать свое строго определенное и логически обоснованное место. Передо мной, будто воочию, вдруг предстали те люди, с которыми я только недавно встречался и говорил.
Это и понуро сидящий в камере для допросов Сергей Власов: «Следователь меня уже об этом спрашивал. Ему я ответил, и вам готов повторить, что действительно был в квартире Глебова третьего сентября, но это было днем. Днем, понимаете? И не мог я его кровью свой отпечаток там оставить. Не мог!»
Это и мой друг Дима Коротков, знающий все – или почти все – об отпечатках пальцев: «Теперь берем обычную стирательную резинку… аккуратненько прижимаем… и… так же аккуратненько наносим скопированный след на второе стекло – как печатью… Готово! Видно, естественно, не так четко, но порошком проявится без проблем… Нам этот фокус еще в следственной школе показывали, на переподготовке. Между прочим, если вместо стирательной резинки взять какой-нибудь более подходящий материал – чуть помягче и чтоб впитывал лучше – то и отпечаток получится более качественным.»
Это и мой зять Володя, хвастающий новой печатью: «А тут и экспертом не надо быть. Я просто прекрасно помню свою прежнюю печать, которая пропала. У нее два отличительных признака было. Вот смотри: в слове „акционерное" у буквы „ц" хвостик не пропечатывается – видишь? А в слове „типа" у буквы „т" ножка искривлена. А теперь посмотри, что они сделали. Во, видишь? Все то же самое – один к одному! Вот ведь, до чего техника дошла, а? Такая мелочь – и то проработана!»
Меня вдруг осенила довольно простая, по сути своей, догадка. Догадка, которая должна лечь в основу новой версии или, по-научному говоря, гипотезы. Правда, как поясняли нам в свое время на занятиях по логике, гипотеза, чтобы стать теорией, должна найти практическое подтверждение своим выкладкам. И, вспомнив об этом, я. опрометью бросаюсь в спальню.
– А?… Что?… – Володя еще толком не проснулся и теперь непонимающе смотрит на меня. Как это ты, мол, вдруг здесь оказался?
– Вов, извини, но дело срочное. Скажи, ты можешь меня свести с кем-нибудь из фирмы, которая тебе печать делала?
Тот, приподнявшись на локте, трясет головой, как бы освобождаясь от остатков сна, затем бросает взгляд на стоящий на прикроватной тумбочке будильник и тяжело вздыхает:
– Ты что – меня именно за этим разбудил?
– Да, – с обезоруживающей откровенностью подтверждаю я.
Мозг Володи уже включился в рабочий режим, и в его глазах я читаю целую гамму чувств. Нечто подобное было вчера, когда мы стенку собирали. Однако, будучи человеком интеллигентным, зять не выражает свои эмоции вслух, а, лишь повторно вздохнув, интересуется:
– Ты же Лену Родину из коммерческого отдела помнишь? Ну, стройная такая брюнетка? Сигареты у тебя обычно стреляет.
– Помню, вроде.
– Так вот Саша – ее муж – как раз в этой фирме и трудится, заместителем директора. Он, между прочим, в прошлом – твой коллега, так что легко договоритесь. Кстати: ты его тоже должен помнить! Когда восьмое марта в фирме отмечали – ты же как раз к нам подъезжал… Невысокий такой мужчина, темноволосый, с усиками, рядом с Леной сидел. Вы еще, по-моему, о живописи с ним спорили – он же самодеятельный художник. Ну, помнишь?
– Что-то припоминаю, Вов. Но, все равно: не мог бы ты все же ему предварительно позвонить? Коллега – коллегой, а без рекомендаций не хотелось бы являться.
– Дай тогда мне трубу. Вон она, на столе!
Вова находит в памяти мобильника нужный номер.
– Алло, Александр, приветствую – Пищукевич. Не разбудил тебя?… Так я сам еще сплю. Да, забрал, как раз вчера вечером. Более чем! Так что премного тебе благодарен – очень выручил. Да. Слушай, я тебя снова беспокою вот по какому вопросу. Тут у моего родственника – это брат моей жены, ты его помнить должен. Да-да, который тоже мент. Во-во, он самый! Так вот у него аналогичная проблема возникла. Причем утверждает, что вопрос горит. Могу его к тебе подослать?… А когда ты у себя появишься?… К десяти?… – Зять вопросительно смотрит на меня. – Да, устроит!.. Да, хорошо… Адрес я ему дам, и он тогда, как подъедет – тебя спросит. Все, договорились! Ну, спасибо тебе еще раз. Успехов!
Вова оказался прав: мы с Сашей Родиным действительно встречались как-то на корпоративной попойке в зятевой фирме.
Выслушав меня, бывший коллега задумчиво гладит подбородок.
– Хм. Честно говоря, к нам никто с подобными просьбами не обращался.
– И слава богу, как ты сам понимаешь.
– Понимаю. Щекотливое дельце-то…
– Саш, да что тут может быть щекотливого? Я же с собственного пальца хочу копию изготовить. Мне надо всего лишь мыслишку одну проверить.
– Да я понимаю, что ты никого убивать не собираешься. Речь не о том. Я просто не уверен, можно ли это сделать чисто технически. Уж больно тонкая работа.
– Вот мне и нужно поговорить с толковыми специалистами. Можешь меня с таковым свести?
– Сейчас попробую. Посиди пять минут. Александр выходит из кабинета и через некоторое время возвращается в сопровождении симпатичной дамы лет тридцати. Она облачена в синий рабочий халат, который, несмотря на мешковатый фасон, все же не может скрыть достоинств ее стройной фигурки. Черные волосы женщины, слегка завиваясь у кончиков, элегантно обрамляют овал лица – что-то в стиле тридцатых годов. Но макияж современный и очень удачно наложен: со вкусом и без излишеств. Эдакая винтажная красавица. Возможно, ее несколько портят очки, но это, впрочем, довольно субъективное мнение.
