А это значит, что я должна найти хоть какой-то способвернуть себе дневник. Просто должна.
Но не могу.
Я знаю, ты уже ждешь, что я об этом скажу. Да, есть верныйспособ вернуть дневник — попросить об этом Дамона. Все, что мне требуется, этосогласиться на назначенную им цену.
Но ты не можешь понять, как сильно это меня пугает. Причемменя не просто пугает Дамон. Нет, я боюсь того, что случится, если мы с нимопять окажемся вместе. Я боюсь того, что случится со мной… со мной и соСтефаном.
Я больше не могу об этом говорить. Сущее несчастье. Ячувствую такую потерянность, такое одиночество. Нет никого, с кем я могла быпоговорить по душам, к кому я могла бы обратиться за помощью. Нет никого, ктосмог бы меня понять.
Так что же мне теперь делать?
28 ноября, четверг, 11:30 вечера
Мой милый Дневник!
Сегодня все кажется мне ясней. Может быть, это потому, что яприняла решение. Это решение меня страшит, но оно лучше любого другого,приходившего мне в голову.
Я намерена рассказать Стефану обо всем.
Это единственное, что я могу теперь сделать. Деньоснователей отмечается в субботу, а никакого собственного плана я так и непридумала. Но, может статься, Стефан его придумает, когда поймет, какаяотчаянная сложилась ситуация. Я намерена провести завтрашний день в пансионате.Как только я туда доберусь, я должна буду рассказать Стефану все то, что мнеследовало с самого начала ему рассказать.
Все. И про Дамона тоже.
Просто не знаю, что он на это скажет. Я прекрасно помню,какое лицо было у него в тех моих снах. Я помню, как он тогда на меня смотрел —с таким гневом и с такой горечью. Так, будто он ни капельки меня не любил. Еслион завтра так на меня посмотрит…
Ах, я так боюсь. В животе все переворачивается. Я едваприкоснулась к обеду в День благодарения — и до сих пор не могу толком поесть.Я чувствую себя так, будто готова разлететься на миллион осколков. Даже ненадеюсь, что мне удастся сегодня выспаться.
Пожалуйста, пусть Стефан меня поймет. Пожалуйста, пусть онменя простит.
Я хочу, чтобы он видел меня только с лучшей стороны. Я хочубыть достойной его любви. У Стефана есть незыблемые понятия о чести, о том, чтотакое хорошо и что такое плохо. И вот теперь, когда он выяснит, что я емулгала, что он тогда обо мне подумает? Поверит ли он, что я просто пыталась егозащитить? Будет ли доверять мне в дальнейшем, еще когда-нибудь?
Завтра я это узнаю. Господи, как бы я хотела, чтобы все ужезакончилось! Просто не знаю, как я это переживу!
Елена выскользнула из дома, даже не сказав тете Джудит, куданаправляется. Она устала от лжи, и ей не хотелось ввязываться в скандал,который непременно бы случился, скажи она, что отправляется к Стефану. С техсамых пор, как Дамон обедал у них, тетя Джудит все время о нем говорила,вставляя в каждый разговор смутные и не очень смутные намеки. Роберт вел себяне лучше. Порой Елене казалось, что именно он подстрекает тетю Джудит говоритьо Дамоне.
Она устало ткнула кнопку звонка рядом с дверью пансионата.Интересно, где все последнее время была миссис Флауэрс? Когда дверь, наконец,отворилась, за ней стоял Стефан.
Одетый как на парад, он поднял воротник своей куртки.
— Я подумал, что мы можем пойти прогуляться, — предложилСтефан.
— Нет, Стефан, — твердо ответила Елена. Ни на какуюискреннюю улыбку она была не способна, так что даже не стала пытаться. — Давайпойдем наверх, — продолжила она. — Нам нужно поговорить.
Какую-то секунду Стефан с удивлением на нее смотрел. Что-тотакое, должно быть, отразилось в глазах Елены, ибо его лицо вскоре помрачнело изастыло. Затем он глубоко вздохнул и кивнул. Не говоря ни слова, он повернулсяи повел ее к себе в комнату.
Конечно, чемоданы, комоды и книжные полки давным-давно былиприведены в порядок. Но Елена вдруг поняла, что она словно впервые это для себяотмечает. И тут, по какой-то странной причине, она подумала о той первой ночи,когда она здесь была, когда Стефан спас ее от гнусных объятий Тайлера. Ее глазаневольно пробежали по вещам, лежавшим на комоде с зеркалом. Вот золотые флориныпятнадцатого столетия, вот кинжал с рукояткой из слоновой кости, вот маленькийжелезный ларец с крышкой на петлях. Елена попыталась его в ту первую ночьоткрыть, но Стефан вовремя захлопнул крышку.
Она повернулась. Стефан стоял у окна, очеркнутыйпрямоугольником серого и мрачного неба.
Последняя неделя была холодной и пасмурной, и этот день нестал исключением. Выражение лица Стефана словно отражало погоду на улице.
— Ну хорошо, — тихо произнес он, — так о чем нам нужнопоговорить?
Наступил последний момент выбора, и Елена вынесла себеокончательный приговор. Она протянула руку к маленькому железному ларцу иоткрыла его.
Внутри приглушенным блеском сиял отрез абрикосового шелка.Ее лента для волос. Она напомнила Елене о летних деньках, которые сейчасказались безнадежно далекими. Елена собралась с духом и протянула лентуСтефану.
— Вот об этом, — сказала она.
Стефан сделал шаг вперед, когда Елена коснулась ларца, нотеперь вид у него был удивленный и озадаченный.
— Об этом?
— Да, Стефан. Потому что я знала, что эта лента лежит вларце. Я давным-давно там ее обнаружила, еще в тот день, когда ты на несколькоминут вышел из комнаты, а я здесь осталась. Не знаю, почему мне так отчаяннопотребовалось узнать, что лежит в ларце, но я просто не смогла с собойсовладать. Так нашла здесь ленту. — Тут Елена сделала паузу и собралась сдухом. — А потом я написала об этом в своем дневнике.
Стефан выглядел все более и более озадаченно как будто оножидал чего-то совершенно другого Елена с трудом подыскивала подходящие слова.
— Я написала об этой ленте, потому что сочла еедоказательством того, что ты действительно ко мне неравнодушен. Не зря же тыподобрал ее и сохранил. Я никогда бы не подумала, что лента может статьдоказательством чего-то другого.
