Ни слова, ни жеста. Елена попятилась, отдаляясь от дверногопрохода. Заметив короткую вспышку в бездонных глазах Дамона, она увидела, какон пытайся к ней подойти. И останавливается. Обескураженный, Дамон стоял упорога ее комнаты. Вот он снова попытался шагнуть вперед, но не смог. Что-тословно не давало ему двигаться дальше. Легкое удивление у него на лице уступиломесто серьезной озадаченности, а затем резкому гневу.
Дамон поднял голову, вглядываясь в дверной проем, осматриваяпотолок по обе стороны от порога. И осознав, наконец, в чем дело, он обнажилзубы в зверином оскале.
Находясь в полной безопасности по другую сторону дверногопрохода, Елена негромко рассмеялась. Сработало!
— Моя комната и гостиная под ней — это все, что осталось отстарого дома, — пояснила она Дамону. — И, конечно, это совсем другое здание.Куда тебя не приглашали. Куда ты никогда не будешь приглашен.
Грудь Дамона вздымалась от гнева, ноздри его раздувались,глаза стали дикими. От него так и исходили волны черной ярости. Дамон таксжимал кулаки, что казалось, он готов собственными руками снести все эти стены.
Облегчение стало таким триумфальным, что у Елены дажезакружилась голова.
— Теперь тебе лучше уйти, — проговорила она. — Тебе здесьничего не перепадет.
Несколько секунд глаза Дамона угрожающе сверлили ее, а затемон повернулся. Но не направился к лестнице. Вместо этого Дамон сделал один шагдальше по коридору и взялся за ручку двери в комнату Маргарет.
Прежде чем она поняла, что делает, Елена уже устремиласьвперед. Еле дыша, она остановилась в дверном проходе, хватаясь за косяк.
Голова Дамона резко развернулась, и он буквально просиялдовольной и предельно жестокой улыбкой. Затем слегка повернул дверную ручку,даже не глядя на нее. Его глаза, подобные лужицам жидкого эбонита, оставалисьприкованными к Елене.
— Выбор за тобой, — просто сказал Дамон.
Елена стояла совершенно неподвижно. Ей казалось, будтовнутри у нее вдруг наступила зима. Маргарет была всего лишь ребенком. Дамонникак не мог всерьез этим угрожать. На свете просто не существует такихмонстров, которые стали бы пить кровь у четырехлетней девочки.
Однако Дамон не оставлял ни малейшей надежды на жалость илисочувствие. Он был охотником, убийцей, и более слабые неизменно оказывались егодобычей. Елена припомнила звериный оскал, что перекосил его привлекательноелицо, и поняла, что никогда не позволит ему добраться до Маргарет.
Все происходило словно в замедленной киносъемке. Еленавидела, как рука Дамона сжимает дверную ручку, видела его безжалостные глаза.Затем она перешагнула через порог, оставляя позади единственное безопасноеместо, какое она знала.
«Смерть в этом доме», — сказала тогда Бонни.
А теперь Елена должна была по своей собственной волевстретить эту смерть лицом к лицу. Она наклонила голову, пытаясь скрытьбеспомощные слезы, что навернулись ей на глаза. Все было кончено. Дамонпобедил.
Елена так и не подняла глаз, чтобы увидеть, как Дамон на неенадвигается. Но она почувствовала, как воздух вокруг шевелится, заставляя еедрожать. А затем мягкая, бесконечная чернота окутала ее подобно крыльямогромной птицы.
Глава 13
Елена пошевелилась, затем открыла тяжелые веки. Полоскисвета виднелись по краям портьер. Двигаться было нелегко, и Елена так иосталась лежать на кровати, пытаясь слепить воедино обрывочные события прошлойночи.
Дамон. Дамон пришел сюда и стал угрожать Маргарет. Еленепришлось к нему выйти. Он победил.
Но почему же он с ней не покончил? Елена подняла вялую руку,чтобы коснуться своей шеи, заранее зная, что она там обнаружит. Да, все верно:две крошечные ранки были весьма болезненны.
И все-таки она жива. Дамон остановился в шаге от выполнениясвоего обещания. Почему?
Воспоминания о последних часах были спутанными и туманными.Только отдельные фрагменты казались ясны. Глаза Дамона смотрели на Елену сверхувниз, заполняя собой весь мир. Острый укол в горло. Еще позднее — Дамоноттягивает воротник своей рубашки, кровь сочится из небольшого пореза у него нашее.
Затем он заставил Елену пить его кровь. Если, конечно,«заставил» — подходящее слово. Елена не помнила, чтобы она оказывала какое-тосопротивление или испытывала хоть малейшее отвращение. К тому времени она ужесама этого хотела.
Но теперь Елена вовсе не была мертва или даже серьезноослаблена. Дамон не превратил ее в вампира. И этого она решительно не понимала.
«У Дамона нет совсем никакой морали и никакой совести, —напомнила себе Елена. — Так что остановило его вовсе не милосердие. Скореевсего, прежде чем убить, он просто хочет затянуть игру и заставить менястрадать. Или, может быть, он хочет, чтобы я стала как Викки. Чтобы я однойногой стояла в мире Теней, а другой на свету, медленно сходя с ума».
Одно было несомненно — Елену нельзя было обманом заставитьповерить в то, что случившееся стало проявлением доброты со стороны Дамона. Онбыл просто не способен на доброту. Не мог заботиться о ком-то, кроме себя.
С трудом отодвинув одеяло, Елена встала с постели. Онаслышала, как тетя Джудит ходит по коридору. Наступило утро понедельника, инужно собираться в школу.
27 ноября, среда
Мой милый Дневник!
Не буду притворяться, будто я спокойна. Я отчаянно боюсьтого, что будет дальше. Ничего хорошего это притворство не принесет. ЗавтраДень благодарения: через два дня после него — День основателей. А я так и непридумала, как мне остановить Кэролайн и Тайлера.
Я просто не знаю, что делать. Если мне не удастся изъять мойдневник у Кэролайн, она наверняка прочтет его перед лицом всего города. У неебудет для этого идеальная возможность. Ведь Кэролайн избрали одной из техстаршеклассниц, что будут читать стихи на церемонии закрытия. Здесь можнодобавить, что избрал ее школьный совет, куда входит отец Тайлера Смоллвуда.Интересно. Что подумает мистер Смоллвуд, когда все закончится?
Хотя какая разница? Если только я не смогу придуматькакой-нибудь план, к тому моменту, как правда всплывет наружу, мне уже будетвсе равно. И Стефан пропадет, изгнанный из городка добрыми гражданамиФеллс-Черча. Или, если он не вернет себе хоть часть своих Сил, вполне вероятно,они просто его убьют. А если Стефан умрет, я тоже умру. Вот так все просто.
