переходила пробитая фляжка. Подремонтировались и поехали дальше, с опаской поглядывая по сторонам дороги.Третий рейс «Дорога на Кушку, обелиски в сторонке, Войны метки-отметки с красной звездой. Пылим налегке по клеткам бетонки Это мой третий рейс, я иЩо молодой. Архангельск далекий, деды-поморы В лунках на льдинах играют блесной. Смоленые кочи, сосновые боры, Андрей Первозванный и Петр Крутой. Старик непокорный ‒ Герат появился. Александр Македонский уж спорил с тобой. Ты в сказках персидских мне даже не снился, Жизнь-судьба вот связала дорогой одной. Ударили справа и смерть засвистела. Ангел-хранитель храни меня… Пробитая фляжка водой истекала, Душманскую пулю, словя и пленя. Эх, матом плевать ‒ колеса менять, Дырки в кабине считать, а нам повезло!!! У Игоря три, у Вадика пять, А мотор, как часы ‒ снова время пошло. Белый крест на холме парней встречай! Принимай сыновей под свои крыла! Погреба-склады, старина открывай, Таможня Кушка ДОБРО дала! Идем под завязку, взгрустнется порой ‒ Весна пробежала по афганской сторонке. В долине тюльпаны, кровавой волной Душу полощут по разбитой бетонке».
Рядовой Виктор Павлов:
"Всякое было за службу! Один раз обстреляли нас с тыла и ответить было нечем! Приняли решение и один расчет тренировали стрелять, если так можно выразиться в реактивной артиллерии, прямой наводкой. Каков был результат, уже не помню, но факт такой в истории нашей батареи был. Медаль «За Отвагу» (Указ ПВС СССР от 4 июня 1981 года) получил уже после 2-й Фарахской операции (28.08–05.09 1981 года), Ильин вручал. Орден «Красная Звезда» ‒ л-ту Севостьянову, командиру взвода нашей батареи. А зажали ‒ ряд. Силину С.Н., дважды со мной вместе представлялся. "
Из книги генерал-полковника Меримского В.А. «В погоне за «львом Панджшера»»:
"Нужно отметить махровый бюрократизм нашего Главного управления кадров. Особенно это проявилось в начале войны. Личный состав 40-й армии воевал и, естественно, что кто-то воевал лучше, кто-то хуже, кто-то отличился и заслуживал государственных наград. Но не тут-то было. Представления командиров, направленные в ГУК, находились там в течение нескольких месяцев в ожидании ближайшего государственного праздника. Многие награды незаслуженно снижались на одну, а то и на две ступени, а некоторым военнослужащим и вообще отказывали, мотивируя это тем, что он награждался 3–4 года тому назад, а срок был установлен не чаще одного раза в 5–6 лет. Естественно, что аналогичная мотивировка отказа была при представлении военнослужащего и к повторному награждению. Армия воевала, личный состав проявлял героизм, получал ранения, погибал, а судьба его наград решалась в кабинетах ГУК в г. Москве. Такая же картина повторялась и с досрочным присвоением воинских званий. Кажется, у нас был богатый опыт Великой Отечественной войны о порядке награждения и внеочередного присвоения воинских званий, но, к сожалению, к этому опыту генералы и офицеры ГУК не обращались. Только после неоднократных обращений С.Л. Соколова к Министру обороны Д.Ф. Устинову, а затем и в политбюро ЦК КПСС, эту рутину удалось сломать. Более того, было принято решение обязательно награждать раненых и погибших. Но сроки прохождения документов остались большими. Нужно отметить еще один момент. Если опыт Великой Отечественной войны офицерами ГУК был забыт, то командиры частей и подразделений использовали его в полной мере. Я имею ввиду, что зачастую к наградам представлялись лица приближенные к командиру, но не имевшие ратных отличий. В то же время были забыты шофера автобатов, совершавшие рейсы по маршруту Термез — Кабул и Кушка — Кандагар. А ведь эти водители проявляли мужество, смелость и героизм ничуть не меньше солдат мотострелковых подразделений. Только к третьему году войны положение с награждением в основном нормализовалось".
Лейтенант Севостьянов Александр Николаевич, КВ-2, 2 реаб, 1 дивизион, 28 РеАП. Шинданд, осень 1981 г. Уже кавалер ордена «Красная Звезда». Скоро замена (из личного архива Виктора Павлова)
Сержант Николай Попов:
"Первые полгода у нас был ком. взвода. А. Грень. Говорят, именно он построил бассейн. Потом он ушел, а замену не прислали. Года полтора мы были без ком. взвода. Поскольку дембеля нас ничему, кроме работы с буссолью, не научили, то пришлось все осваивать самим. Каждый ПХД я шел в парк в топопривязчик. Доставал документацию и изучал. Очень помогло то, что я с 4-го курса строительной специальности и геодезию сдал на «отлично». Месяца за два разобрался полностью со всей аппаратурой топопривязчика и научил других. Ездили заниматься в поле одни, без офицеров. И на всех итоговых проверках мы участвовали в стрельбах, привязывая огневые и иногда НП. Даже мне приходилось учить на проверках офицеров, ибо их это дело спрашивали, а они артиллеристы и в топопривязке мало разбирались. Замкомвзвода наш пришел из учебки на полгода позже нас. Мы, сержанты нашего призыва, отказались от должности замка. А ему деваться некуда было. Как-то нас подвязали на строительство КПП. Построили. И там же часто в наряде бывали. На КПП было три комнаты. Комната, где сидит дневальный, комната отдыха и комната советско-афганской дружбы с отдельным входом. Ключи от последней были у замполита полка. Мы там не бывали. А вот комната отдыха, с кондиционером, очень спасала летом. Уже под дембель пришел ком. взвода Тарелкин А. (ныне покойный). Он был только с училища. Мой ровесник. И ничего толком не знал. Да еще офицеры, как молодого гоняли его на подъемы, вечерние поверки и прочую рутину. Через месяц он чему-то научился, и нормально с ним мы ужились, хотя поначалу пытался командовать, ничего не умея. Уже под дембель ездили в рейд с «Ураганами».
