же эти, казалось бы, безобидные слова вскоре приобретут зловещий смысл, когда станет известна глубина преступлений Фулфорд.
Пегги Фулфорд была женщиной, которая купалась в бриллиантах, тепло называла своих друзей «бэйби» и настаивала на том, что она просто хотела помочь спортсменам с их деньгами. Но она также была воровкой, крадущей их миллионы и использующей их для финансирования своего экстравагантного образа жизни.
О Пегги говорила вся Америка, так как ее жизнь осветило американское довольно рейтинговое шоу “American Greed” («Американская жадность»), которое повествует о самых грандиозных мошенниках Америки. Ее признали одной из самых жадных личностей в США. Рассказывает она об этом не без гордости.
Одно из самых громких ее дел – она присвоила все пожертвования пострадавшим от урагана на Багамах. До последнего цента.
В числе ее жертв – многие известные спортсмены Америки, включая Дэнниса Родмана. По ее словам, самая частая ее характеристика извне – «Она может заставить любого почувствовать себя на миллион баксов».
И у меня нет причин ей не верить. В тюрьме каждый второй может про нее рассказать множество фактов, почище любого поисковика. Она держится гордо, но не вызывающе. Я поспешила со сравнением – куда мисс Ли до нее? У нее действительно есть дорогая недвижимость и очень обеспеченные и влиятельные родственники. Шутка ли – ее сын работает адвокатом в Белом доме. Я задумалась: а посадили бы у нас в стране столь высокопоставленную даму? Но, по факту, слишком много иных влиятельных людей она задела своими махинациями, тут уже ничего не попишешь. Уж посиди-ка, дорогая, коли так наследила. Я стараюсь с ней не общаться, почему-то она вызывает у меня отторжение.
В первую очередь в заключенных я вижу людей. Такая у меня позиция, и я надеюсь, что она сохранится. Даже в самых вызывающих и грубых на первый взгляд соседках и заключенных я находила то самое тепло, которое зачастую кроется под грубой шершавой оболочкой. Все мы люди. Но спустя время я осознала еще одну вещь, важное дополнение к моей мысли. Если человек сволочь в жизни, то и в тюрьме он будет таким же. Возможно, даже хуже. Где, как не в стесненных и жестких обстоятельствах, вскрывается самое нутро человека? Но при всем гуманизме с некоторыми людьми я все-таки не могу общаться. Из-за моего обостренного чувства справедливости в том числе. Ну как я могу хорошо относиться к человеку, который, имея недвижимость на миллионы долларов, частный самолет и прочие блага, позволяет себе красть деньги у взрослых и детей без крыши над головой? Не могу и не хочу такого принимать.
22
У нас начались проблемы с Марсией. Во-первых, мы существуем в разных биологических часах. Я привыкла вставать рано, она же любит поспать чуть ли не до обеда. Я же встаю, молюсь и начинаю делать упражнения. Так как операцию на ноге мне не сделали, а медикаментов и помощи уже не дождаться, я должна сама следить за собой. Из-за травмы ноги мне нельзя постоянно лежать, мне нужно разминать ее и все тело. Тем более что холода в камере никто не отменял. Марсия попросила заниматься спортом по утрам хотя бы не в ботинках. Я пошла на эту уступку. И я занималась босиком, бегала на месте по полчаса на бетонном полу. Все это мракобесие привело к натоптышам и синякам. Но дальше – больше. В этой тюрьме, в отличие от Александрии, выдают Библию. Конечно же, по request form. И как-то утром я сидела, молилась, перелистывала Библию. Страницы тут тонкие, обращаться нужно аккуратно. И тут Марсия встает и начинает на меня орать, дескать, шуршание страниц мешает ей спать. Это стало повторяться все чаще. Я уже начала огрызаться в ответ. Мне кажется, мы дошли до уровня, когда наши чувства абсолютно взаимны. Мы профессионально бесим друг друга. Один раз перепалка чуть не дошла до физического воздействия. Но мы вовремя остановились. Выдохнули. Помолчали. Чуть успокоились.
Во-вторых, моя страсть к чистоте подверглась некоторому испытанию. Нет, Марсию нельзя упрекнуть в нечистоплотности. Но чистота для меня – это не только отсутствие пыли и грязи. Это еще и порядок. Но сфера деятельности – «бизнес» Марсии – объясняла присутствие в комнате множества вещей. Они, за счет своей многочисленности, никак не могли уместиться в ящике. Куча вещей навалена здесь, куча – там. Стулья завалены одеждой и предметами. Но я все равно убираюсь. Потому что чистота нужна в первую очередь мне. И максимум, что могу сделать, я сделаю.
Помимо конфликта с Марсией, произошел еще один. Правда, односторонний. В тюрьмах, где я находилась, чаще всего были кнопки в камерах – для вызова охраны. К примеру, в Финляндии этой кнопкой можно было пользоваться в любое время. Это означало, что у тебя есть вопрос или срочные потребности. Однако же здесь все было несколько иначе. Марсия вероломно не предупредила меня, что кнопку в нашей камере можно нажимать только в самых крайних случаях. Это знак острой медицинской потребности или вроде того. Мне не принесли еду – такое уже было несколько раз, – и в этот я решила не спускать всё на тормозах. А задать вопрос, почему так происходит. Я нажала кнопку, примчалась охранница, непонимающе выслушала мой вопрос и объяснила мне максимально доступно, что так делать не стоит. Затем я вышла на часовую прогулку. Услышала грохот от одной из дверей. Изнутри. Слышу: «Подойди, подойди сюда». Я подошла. Девушка за дверью начала мне высказывать свое неудовольствие по поводу моего «неуважения к офицеру». Я опешила. И ответила довольно резко и безапелляционно: «Это тебя не касается. Не лезь не в свое дело». В ответ я услышала порцию отборной портовой брани. Я смерила камеру взглядом, сказала: “Mind your business” («Занимайся своими делами / Не лезь не в свое дело») и ушла в тюремный закат. Кажется, ее зовут Рэдс. Она афроамериканка. Что ж, я не считаю себя виноватой. Если она злится, это ее проблемы, все равно мы не пересекаемся из-за раздельных «прогулок».
Возможно, я бы хотела поработать тут, чтобы занять себя большим количеством дел. Но работы официальной на данный момент здесь нет. Тут работают только добровольцы из заключенных. Все рабочие профессии – электрики, монтеры, сантехники, ремонтники всех мастей. И даже повара. Человек 70 на всю тюрьму. На самом деле им можно только поаплодировать. В период карантина, пандемии, пугающей всех, они постоянно работают и взаимодействуют с охраной, которая передвигается вне тюрьмы и способна принести заразу сюда. Я слышала, что часть из них уже заболела, но никто их не лечит. И это на добровольной
